– Носила его царица, которой вздумалось сказать, что нет женщины, прекраснее ее, даже среди богов. И наслала тогда оскорбленная Гера на ее тело немочь. Афина лишила ее разума. Афродита же изуродовала лицо несчастной царицы. Стало оно черным-черно, все распухло и покрылось язвами. Но по-прежнему считала она себя прекрасной и спешила к людям с вопросом – правда ли она красивее всех?.. Возьми платок.
Задрожала Клеодокса от ужаса, захотела отказаться от страшного подарка, но руки сами протянулись к нему.
– Повесь его в саду, куда вы ходите гулять с сестрами. И каждая захочет его примерить. Никому не мешай, и сама прикоснись к нему, но прежде – выпей вот это. – Аполлон протянул ей склянку: – И Этодайю напои. Это защитит тебя и ее от проклятья. Но не обмани меня!
– Не обману.
– Смотри, – Аполлон схватил-таки ее за руку. – Обещала ты! Если не сдержишь слово, то и для тебя в моем колчане стрела найдется. Не убью, но сделаю так, что сама смерти своей пожелаешь!
Страшен он был, как эринния, и поняла Клеодокса, что лучше ей сдержать слово.
Раскрыла она сверток, и ветер подхватил шелк, понес по воздуху и набросил его на ветви мирта. Золотым стягом затрепетал на ветру. И так ярки были переливы ткани, что залюбовалась платком Клеодокса, протянула руку, ведомая одним лишь желанием – снять платок, примерить его. Но – опомнилась.
Хороша была ловушка!
И сестры, глупые ее сестры, попались в нее.
О, как бережно снимали они с ветки злосчастную ткань, как накидывали ее на свои волосы, позволяли ей скользить по своим рукам; как передавали ее друг другу и ревниво глядели, чтобы ни одна не владела платком дольше, нежели прочие! Ткань была легка и тепла. И звезды, вплетенные меж ее нитей, сияли, делая каждую девушку прекрасной.
Жаль было расставаться с этим чудом, и замирало у Клеодоксы сердце – а ну, как обманул ее сын Лето? И нет для нее спасения от чар платка в темном горьковатом напитке? Но тогда и Этодайя умрет. Ее первую и напоила Клеодокса, уверяя, будто чудесное зелье полезно для кожи и волос.
– Смотри, мама! – воскликнула Клеодокса, увидев мать, которая вышла в сад с младшей дочерью. Засмеялась Огигия, протянула ручонки к золотому платку, желая ухватить это ожившее солнце. И со смехом укутали сестры ее чудесной тканью.
Улыбалась Ниоба. И горе разжимало тиски на сердце ее. Нет сыновей, но дочери, дочери живы…
Только сон все равно больше не снится. И судьба – совсем рядом.
Страх вдруг острой стрелой пронзил Ниобу. Откуда взялся тут платок? Кто подбросил его?
Враг!