Развешанные на стенах шары в темноте казались нанизанным на нитку белесым мутным виноградом. Опустевшая комната всё еще хранила неосязаемые голоса и звуки музыки, доносящиеся из недавнего прошлого.
Иногда в жизни все просто и понятно, а иногда ты сидишь вне места и пространства – потерянный, обессиленный, избитый противоречиями и более не знающий, что предпринять. Мысли имеют тенденцию утомлять, утомлять так, что иногда хочется кануть в небытие.
Свобода… Рабство от самого себя и собственного бессилия.
Дэлл облокотился о картонный ящик, накрытый бархатной тряпкой, – угол для подарков; ненадежная конструкция промялась под локтем, ткань обвисла. Хлебнул джина прямо из горла и закрыл глаза.
Не хотелось видеть ни комнату, ни этот дом. Хотелось только одного – наконец понять, почему сбывшееся желание не принесло ни радости, ни удовлетворения, а долгожданная «победа» столь ощутимо пахла тиной.
Он проснулся уже под утро, под перестук дождевых капель за окном – первая весенняя оттепель повисла над городом мокрой серой пеленой, – и огляделся. Пол, под ногами – бархат, в спину врезался угол коробки, в руке – пустая бутылка джина. Остатки пролившегося алкоголя блестели на полу полувысохшей лужей; часть тряпки пропиталась кислым ароматом.
На лестнице раздались шаги; что-то зашуршало.
Дэлл поднялся – от резкой смены позы на мгновение потемнело в глазах, – потряс головой и, шатаясь, направился прочь из комнаты, где проспал на полу всю ночь.
Нехитрый багаж, состоящий из двух сумок, был упакован – вещей не много, добра не нажили, денег не скопили. Я в последний раз оглядела комнату со скошенным потолком: матрас заправлен, всё чисто, прибрано, аккуратно, всё точно в том состоянии, как и было до моего прихода.
Кредитка с логотипом Банка Нордейла осталась лежать на тумбе. Рядом с ней теперь покоились и ключи от дома; тихо стучался в единственное стекло под потолком дождь.
Всё. Пора в путь. Прочь из чужого особняка в собственную квартиру.
Он стоял в дверях – небритый, лохматый – и очевидно не знал, что сказать; мятая рубашка, взъерошенные пятерней пряди и скрытая растерянность в глазах.
Я молча покачала головой.
Менее всего я желала услышать слова, произнесенные под давлением момента. Тот, кто хотел что-то изменить, наверное, уже изменил бы.
– Такси уже у дверей. Меня не нужно подвозить, спасибо. Ключи я оставила наверху, твоя кредитная карта там же.
Дэлл молчал. Я позволила себе напоследок полюбоваться каждой черточкой его лица. Всё те же красивые губы, красивые глаза. Каждый раз, глядя в них, на душе теплело; странная, незыблемая и необъяснимая взаимосвязь.
– На углу, за твоим домом, находится кофейня, они пекут круассаны с корицей, те, что ты любишь на завтрак. Здесь недалеко, всего два шага. Ходи иногда, ладно?
Грусть, возникшая в его глазах, кольнула сердце иглой. Пытаясь ее развеять, я предложила:
– Хочешь, я закажу тебе доставку на каждое утро?
Он медленно покачал головой.
Я смутилась.
Конечно, зачем я снова лезу… Уходя – уходи.
Шагнула навстречу – не удержалась, коснулась небритой щеки, почувствовала тепло кожи подушечками пальцев.
– Береги себя, ладно? Всё будет хорошо. Ты… когда ты улыбаешься… – произнося это, я ощутила прилив нежности, от которой что-то перевернулось внутри, а мои глаза наполнила вся любовь, которую я чувствовала к этому мужчине. – …За это можно мир отдать. Так чудесно…
Я погладила его щеку и грустно улыбнулась.
– Всё. Ушла.
Вернулась к двери, обулась. Каждое движение теперь будто отсекало друг от друга наши реальности. Сейчас я возьму сумки, выйду на улицу, сяду в такси, и два мира, пытавшиеся срастись, разъединятся навсегда. Они уже распадаются, расходятся в стороны, отдаляются друг от друга, и каждая клетка тела трещит по швам. Надо просто пережить еще несколько секунд…
Там, впереди, – мутные очертания будущего, а позади – не дорисованный цветными карандашами набросок счастливой жизни. Видимо, художнику не хватило сил, и теперь чья-то рука сомнет не нужный более листок – сложатся пополам домик, солнце, цветы на клумбе и два человечка, держащиеся за руку. Они какое-то время еще будут смотреть на мир из мусорной корзины, скомканные и застывшие не воплотившейся в жизнь мечтой, но художник уже забыл о них, решил, что картинка того не стоит. Теперь он, наверное, будет рисовать что-то еще.
Привычно щелкнул замок – эта дверь много раз впускала меня внутрь, но так до конца и не впустила. Застучали по капюшону холодные дождевые капли; выкинул недокуренную сигарету через приоткрытое окно таксист.