Дэлл

Знаю, я перешла все границы дозволенного: еще ни одна женщина на Уровнях, наверное, не приказывала мужчине подобного – просто не имела права, потому что выбор всегда был дозволен Ему, а не Ей.

Но у меня в руке нож, и терять практически нечего. Если Дэлл сейчас уедет, то с ним ускользнет и последний шанс что-то наладить. Конечно, можно верить в чудо и ждать у моря погоды, вот только плавали, знаем. Корабли не всегда заходят к пустынным островам – иногда их маршруты пролегают далеко за пределами видимости того, кто ждет на берегу.

И даже я сочла бы свой поступок безумным, если бы не одно «но»: я любила. По-настоящему любила того, кто стоял напротив. Исчезни он вновь из моей жизни, и из нее уйдет что-то важное. Да, тормоз, да, идиот, но именно тот, кто мне нужен. Придется учить и использовать для этого любые возможности. Придется рисковать.

Глядя на сжавшиеся в линию губы и сузившиеся от негодования глаза, я быстро добавила:

– Тридцать дней я проживу с тобой, как твоя Женщина. С твоим кольцом на пальце, в твоем доме. Если по истечении этого срока мы решим, что такой расклад вещей нам не нравится, я верну твое кольцо и покину твою жизнь. Всё просто.

Дэлл молчал. Если бы можно было приоткрыть дверцу в его груди, я бы воочию увидела, как в нем клокочет ярость. Однако чтобы почувствовать ее, никакую дверцу открывать не требовалось: напрягшиеся челюсти и подрагивающие крылья носа отражали эмоции куда лучше слов.

– Просто… значит…

Он медленно прикрыл глаза и опустил голову – ни дать ни взять заарканенный жеребец, желающий подняться на дыбы и дать обидчику в лоб копытом, но осознающий, что не имеет права это сделать.

Прости… но так надо. Я должна была…

Тяжелый вдох и застывшее непроницаемой маской лицо. Клубы пара, вырывающиеся изо рта, и засунутые в карманы руки.

– Что-нибудь еще?

Тихий ровный голос температуры жидкого азота.

– Нет, это всё.

И я нарочито бодро, почти радостно, протянула законному владельцу нож – мол, держи, теперь это твое. Ведь правда было не больно?

Какое-то время Дэлл стоял без движения, застыл грозной статуей обиженного бога, а затем улыбнулся – и еще никогда в жизни я не видела на его лице настолько холодной улыбки, словно говорящей: «Ну что ж, хорошо, ты сама выбрала то, что выбрала, и теперь не пеняй… Поздно».

А дальше произошло то, что отпечаталось в моей памяти навсегда: Дэлл взял в руки нож – взял плавно и ласково, будто за секунду до этого и не злился вовсе (хотя я знала, что это не так), – подкинул его над головой, молниеносно выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил.

Барабанные перепонки дернулись от резкого звука, а взгляд застыл на падающих с неба – падающих странно медленно, то, вероятно, была игра оглушенного сознания – осколках знакомого лезвия. Того самого, с телефонным номером, теперь разлетевшегося вдребезги.

Дэлл не стал смотреть, как и куда они приземлятся, сухо заткнул пистолет обратно за пояс, шагнул к машине, открыл водительскую дверцу и гаркнул:

– Садись!

Непривычно жесткий тон приказа ударил словно пощечина – я непроизвольно вздрогнула.

Хотела? Получай.

И уже в «Неофаре», несущемся по улицам Нордейла назад к особняку, я подумала о том, не совершила ли ошибку, лишив мужчину законного выбора, по сути, привязав бывшего раба к себе еще на месяц.

Но эта мысль, противная, словно обрывок липкой пау тины, была с отвращением отброшена прочь.

Ведь всего лишь на месяц.

И кто не рискует, тот не пьет шампанское. Так?

Глава 5

Совершала ли я в жизни более безумный поступок, нежели этот? Казалось бы, не ограбила банк, не убила двадцать заложников, пытаясь вынести из хранилища золота и бриллиантов миллионов эдак на десять – ан нет, трясло так, будто я угнала самолет, приставила к виску пилота дуло пистолета и приказала лететь на райские острова.

Неужели это я, Меган, приказала мужчине стать моим сроком на тридцать дней? Куда подевались мозги, и откуда взялся принцип «играть – так на всё, ставить – так по-крупному, рисковать – так ва-банк»? Вот теперь и держись.

Ага, держись, если сможешь…

Следуя за собственным «заложником» по комнатам трехэтажного особняка, я чувствовала себя так, будто выпила литра полтора водки, а закусить, вот беда, забыла. Хотелось не просто смеяться, а хохотать подобно безумцу, которому уже нечего терять, так как к фильму уже написан плачевный финал.

Уймись, дура, к твоему фильму финал еще не написан. У тебя еще тридцать дней впереди…

Ключи от входной двери приземлились на деревянную поверхность стола по-злобному громко, вторя настроению хозяина. Брелок со знаком «Неофара» неодобрительно блеснул буквой «N»; гостиная уставилась на вторгнувшуюся без приглашения сожительницу прямоугольными рамами картин, мол, дайте-ка погляжу… кто это здесь? Опять ты?