– Ты говоришь, что Аляска тебя обвиняла в убийстве Элинор. Она подозревала, что ты ее убил, а потом выдал ее смерть за самоубийство?
– Нет, она имела в виду убийство в переносном смысле. Элинор была очень уязвима, Аляска обвиняла меня в том, что я ее психологически истязал. Это была неправда, конечно.
– Мне непонятна одна деталь, – перебил я. – Если Элинор покончила с собой в конце августа девяносто восьмого года, а Аляска вас подозревала, то почему она стала слать вам эти письма только в марте следующего года?
– Аляска знала, что мы с Элинор были вместе, Элинор ей в свое время сказала. Я это выяснил однажды вечером под Новый год, когда мы с Уолтером и Аляской ходили пить пиво в “Нэшнл энфем”. Помню, что дело было на праздниках, потому что все были в этих дурацких красных колпаках Санта-Клауса. Аляска непременно хотела подыскать мне подружку, показывала всех девушек, что проходили мимо: “А вот эта недурна, правда?” Я ответил, что меня как-то не тянет. Она возразила, что всех тянет с кем-нибудь провести вечерок. Тут я ей рассказал про свою связь с Элинор и про то, как меня потрясло ее самоубийство. И вдруг Аляска сказала, что она в курсе. Я удивился, что Элинор с ней поделилась. Месяца через два после этого эпизода с Аляской связалась мать Элинор. Она кое-что обнаружила и хотела с ней поговорить.
По дороге в Маунт-Плезант после ссоры у супермаркета Аляска успокоилась. Какое-то время они ехали молча, потом Эрик спросил:
– Ну как, получше?
– Все в порядке.
– Почему ты так распсиховалась, когда управляющий сказал, что вызовет полицию?
Аляска ответила не сразу:
– Не знаю… запаниковала… боялась, что ты им расскажешь про мои анонимки.
– Теперь мы знаем, – перебил я Эрика, – что на самом деле она боялась, как бы не выплыло ограбление ею родительского дома, в результате которого серьезно пострадал полицейский.
– Да, писатель, спасибо большое! – огрызнулся Гэхаловуд. – Продолжайте, пожалуйста, Эрик.
Эрик продолжал рассказ с того места, на каком я его прервал:
– В общем, я спросил, почему она распсиховалась, увидев полицию…
Аляска ответила не сразу:
– Не знаю… запаниковала… боялась, что ты им расскажешь про мои анонимки.
– Раз ты теперь успокоилась, можешь объяснить, с чего ты взяла, что я довел Элинор до самоубийства?
– Месяц назад со мной связалась ее мать, хотела поговорить. Она приезжала ко мне в Маунт-Плезант.
Аляска договорилась встретиться с Марией Лоуэлл, матерью Элинор, в “Сизон”.
– Рада снова тебя видеть, Аляска.
– Я тоже рада вас видеть, миссис Лоуэлл. Я часто вспоминаю вас и Элинор.
Мария Лоуэлл грустно улыбнулась:
– Знаешь, жизнь проходит так быстро. Мы думаем, что можно нагнать время, но это время нас нагоняет. Я говорила с твоей матерью… она сказала, вы немножко поссорились…
– Это все непросто.
– Иногда проще, чем кажется. Я как раз это пыталась донести до Элинор… Но, видно, ничто не могло развеять ту боль от жизни, которая ее терзала…
– Знаю.
– У нее все было впереди. Мы с отцом все время ей об этом напоминали. Но мы были настолько бессильны… Аляска, помни, что ты не одна. Даже если тебе одиноко. Обещай, что если однажды тебя одолеют черные мысли, ты попросишь помощи, поговоришь с кем-нибудь. Говорить – не значит признаваться в своей слабости, наоборот. Чтобы справиться, нужно мужество.
Мария Лоуэлл выглядела очень взволнованной. Аляска не совсем понимала, зачем той понадобилось с ней встречаться, и наконец спросила:
– Я очень рада вас видеть, миссис Лоуэлл, но неужели вы приехали сюда затем, чтобы мне это сказать?
– Нет, дорогая, – ответила Мария Лоуэлл с печальной улыбкой. – Я приехала, потому что недавно выяснила, что у Элинор были проблемы, а она их от меня скрыла. Все держала при себе. Думаю, это и довело ее до самоубийства. А теперь я хочу это исправить. Потому что никогда не поздно.
С этими словами она достала блокнот.
– Что это? – спросила Аляска.
– Я наконец решила навести порядок в комнате Элинор. И нашла ее дневник. Некоторые фрагменты очень мрачные, а некоторые просто прекрасны. Мне понадобилось время, чтобы прочитать все. Я нашла вот такой отрывок и хочу его тебе показать.
Аляска прочла: