Дело Аляски Сандерс

1. Я писал свой роман “Г как Гольдштейн” в Монклере, у родителей, в бывшей гостевой комнате, где они устроили кабинет. 2. Написав более или менее значительный кусок, или же просто каждые десять дней, я отсылал текст по имейлу Гарри и Дугласу Кларену, который теперь был моим агентом. 3. Отослав страницы, я прыгал в старый “форд” и катил в Аврору обсудить свой труд с Гарри. На пути туда и обратно я делал остановку в Бостоне и встречался с Эммой.

В тот июньский день 2005 года мы с Эммой валялись на траве в парке. Вдруг она слегка отодвинулась, заглянула мне прямо в глаза и ласково погладила меня по голове:

– Что тебя беспокоит?

– Ничего…

– Но я же чувствую, что ты волнуешься…

Она уже неплохо меня знала.

– Мне звонил Рой Барнаски, – сказал я.

Она вытаращила глаза:

– Рой Барнаски? Главный в “Шмид и Хансон”?

– Он самый.

– И что? Рассказывай! Рассказывай!

– Мой агент ему послал первые главы “Г как Гольдштейн”, он прочел, и ему страшно понравилось. Мы с ним во вторник встречаемся. В Нью-Йорке.

– О, Маркус, это потрясающе!

Она прижалась ко мне, потом подняла голову и посмотрела на меня недоверчиво:

– Когда ты с ним говорил?

– Позавчера.

– Позавчера? А почему ты мне ничего не сказал?

– Не знаю… Из суеверия, наверное. Вдруг он прочтет остальные главы, передумает и скажет, что моя книжка никуда не годится.

– Маркус, ты чего боишься – провала или успеха?

– Хороший вопрос.

Она обхватила руками мое лицо:

– Все будет хорошо, мой ангел. Верь.

В тот вечер, как всегда по воскресеньям, Эмма ужинала у родителей. С недавних пор я сопровождал ее.

Родители Эммы, Майкл и Линда Мэттьюзы, жили в Челси, шикарном пригороде Бостона. У них был большой особняк с ухоженным парком, бассейном, теннисным кортом, топиаром, гравийными аллеями и маленькой вонючей собачкой. По воскресеньям они приглашали на семейный ужин трех своих дочерей, Эмму, Донну и Анну, и их спутников. Двадцативосьмилетняя Донна в сентябре выходила замуж за смертельно скучного программиста, которого звали Теодор и который настоятельно просил звать его Тедди. Анне был тридцать один, она была замужем за адвокатом по имени Чад, по его собственным словам, талантливым и перспективным. Тедди и Чад, отличная дочерняя добыча, наперебой старались блеснуть перед тестем и тещей. За ужином оба не упускали случая вежливо помериться своими успехами. Мое появление в семействе они восприняли как манну небесную: якобы писатель без гроша за душой – можно ли вообразить лучший фон, чтобы выставить себя в выгодном свете?

Дуэль свояков начиналась прямо по приезде к Мэттьюзам. Оба парковали машины у дома: Чад – спортивный кабриолет, Теодор – шикарный внедорожник. Кузова у них так и сияли, диски блестели. Потом подъезжали мы с Эммой на моем стареньком, слегка помятом “форде”, собравшем всю пыль долгих километров шоссе. Тедди и Чад заговорщически подталкивали друг друга локтями, довольные собой, возбужденные, в рубашках школяров-отличников.

Помню, в тот воскресный июньский вечер Чад и Тедди из кожи вон лезли, стараясь отличиться. Чад хвастался, что на него свалилось новое, весьма прибыльное дело, “не дело, а конфетка”, а Тедди похвалялся “немыслимым прорывом на развивающийся и весьма перспективный рынок”. Оба набивали себе цену в глазах собравшихся, и тут папаша Мэттьюз, до тех пор лишь согласно кивавший, повернулся ко мне:

– А у вас что новенького, Маркус?

– Заканчиваю книгу, – коротко ответил я.

Я сознательно не упомянул о встрече с Роем Барнаски. Эмма, всегда готовая встать на мою защиту, хотела было о ней рассказать, но я незаметно сжал ей руку, чтобы она помалкивала.

– А вы продумали план Б? – поинтересовался папаша Мэттьюз.

– План Б? Что вы имеете в виду? – я отлично понимал, куда он клонит.

– Большинство писателей не зарабатывают на жизнь пером. Они или преподают, или делают что-нибудь в этом роде. Вы могли бы быть учителем в лицее или даже нацелиться повыше, написать диссертацию, стать университетским профессором. Капелька честолюбия совсем не помешает.

Повисла неловкая пауза, и Эмма ринулась мне на помощь:

– Маркус слишком скромен и не хочет сказать, но у него в ближайший вторник встреча с Роем Барнаски.

Собравшимся это имя явно ни о чем не говорило.

– Барнаски – один из крупнейших издателей в стране, – пояснила Эмма. – Ему страшно понравилась книга Маркуса. Если он просит встретиться, значит, ему есть что предложить.

Папаша Мэттьюз напустил на себя снисходительный вид:

– Не хочу вас обидеть, Маркус, но сколько вы получите за книгу? Гроши, кот наплакал. Вы мечтаете быть художником, и это делает вам честь, но работа над книгой отнимает чертову прорву времени и ровным счетом ничего не приносит! Вы юноша честолюбивый. Могу подыскать вам место в администрации одной из моих групп, с достойной зарплатой и удобным графиком. Ну, как бы подушку безопасности. Надо хоть немного думать о будущем. О стабильности. Создавать что-то для вас с Эммой. Не быть же вам всю жизнь бумагомаракой.

Эмма изменилась в лице. Щадя ее, я пропустил этот выпад мимо ушей. Но Чад счел нужным повеселить семейство и добавил: