– Я же не сказала, что не люблю пиписьки.
Минутой позже я уже предлагал ей выпить. Эмма училась на последнем курсе филфака. Больше из нашего разговора я почти ничего не помню: меня слишком занимало ее лицо, ее губы, я воображал, как они приникают к моим… Сладкие грезы прервал ее вопрос:
– А ты как думаешь?
Я вообще не представлял, о чем она говорит, и с весьма самоуверенным видом пошел напролом:
– Я того же мнения.
– Наконец-то хоть кто-то со мной согласен! Профессор Бакстер систематически перевирает хронологию. Надо учитывать контекст! Это же очевидно, правда?
– Совершенно очевидно. Хронология – элементарная вещь!
– Это как семинар профессора Квеберта. Он, конечно, очень интересный. На прошлой неделе мы ездили в Леннокс, в дом Эдит Уортон. Она великая писательница, ничего не говорю. Большой мастер. Но вот опять – мы читаем только уже умерших авторов. Жаль, что профессор Квеберт не приглашает писателей, в смысле, кроме самого себя. Чтобы у нас была возможность с ними поговорить, понять их. Мне бы так хотелось встретиться с каким-нибудь писателем…
– Как удачно – я писатель, – не растерялся я.
Эмма вытаращила глаза. Улыбнулась – и от улыбки стала еще красивее.
– Ты писатель?
– Да, работаю над первым романом. Мой агент считает его многообещающим.
Это была ложь, но только наполовину: я отослал первые главы “Г как Гольдштейн” нью-йоркскому агенту, Дугласу Кларену, но еще не получил его отзыв.
Упоминание пресловутого агента произвело впечатление. Теперь Эмма неотрывно глядела на меня, и это было приятно.
– Дашь почитать? – попросила она.
– Нет.
– Пожалуйста…
– Лучше не надо…
– Ну мне так хочется, – опять взмолилась она.
– Посмотрим…
Она торжествующе улыбнулась:
– С ума сойти, ты первый писатель, которого я вижу! Страшно интересно.
На меня тут же посыпались вопросы: как я пишу? Откуда беру идеи? Черпаю ли я вдохновение в собственной жизни? Сколько нужно времени, чтобы написать страницу, и сколько страниц я пишу в день? Когда лучше пишется – утром или вечером?
В этот момент из зала высунулась подруга Эммы.
– Эмма, ты тут? Ты чем там занимаешься, спектакль уже начался.
Эмма со вздохом встала. Я не тронулся с места, и она сказала:
– Ты же не бросишь меня одну мучиться на этой жуткой постановке!
Я послушно поплелся за ней. В ее ряду было свободное место. Мы сели рядом. Она взяла меня за руку, и я вздрогнул от прикосновения ее кожи. Второй акт был еще кошмарнее первого. Но я от этого только выиграл: Эмма в итоге уснула, положив голову мне на плечо.
В тот июньский вечер 2010 года, любуясь Бостоном, я захотел повидаться с Эммой. Узнать, как у нее дела. Что с нею сталось. Найти ее помог интернет: она открыла магазин декора в Кембридже. На следующий день я прямо с утра отправился туда. Увидев меня в дверях магазинчика, она лишилась дара речи:
– Маркус?..
– Эмма! Проходил мимо и увидел тебя через витрину. С ума сойти!
Она спросила, что я делаю в Бостоне. Я сказал, что приехал повидаться с друзьями. Она предложила выпить кофе, я сделал вид, что страшно занят, но, взглянув на часы, согласился:
– Да, с удовольствием, у меня еще есть немного времени.
Она оставила магазин на помощницу, и мы устроились в ближайшем бистро.
Последний раз я видел Эмму 30 августа 2005 года, в день, когда мы расстались. Теперь она была замужней женщиной, матерью маленькой дочки.
– И все это ты успела за пять лет?
– А ты за пять лет стал звездой.
– Я сам не знаю, кем я стал.
Она расхохоталась.
– А откуда взялся магазин? – спросил я. – В свое время ты как раз заканчивала филфак.
– В университет я пошла, чтобы доставить удовольствие родителям. Ты же знаешь, я всегда обожала моду. Это была моя мечта – иметь свой магазин.
– Ты мне никогда не говорила.
– Я сама это поняла после того, как мы… короче, это ты мне подал мысль.
– Я?
– Да, ты, со своей манией строить жизнь согласно своим устремлениям, выбиваться из общего ряда. С твоим желанием жить быстрее и насыщеннее, чем все остальные.
Глядя на Эмму, я вспоминал те несколько месяцев, что длился наш роман. Месяцы счастья, проведенные главным образом в Бостоне.
У нас с Эммой был ритуал: каждый раз, встречаясь, мы шли поваляться на солнышке на газоне Бостон-Коммон, культового парка в центре города. Я писал, лежа на животе и подложив под тетрадь книгу. Она читала, пристроив голову мне на спину. В конце концов она неизменно наваливалась на меня, я терял равновесие, и мы, юные беспечные любовники, сплетались в мягкой траве, слившись в поцелуе. Мы были вместе уже три месяца.
В день нашей встречи, после спектакля, Эмма предложила чего-нибудь выпить в Бостоне, всего в получасе езды от Берроуза, она там жила. Я, естественно, согласился, мы обошли несколько баров, а потом она пригласила меня к себе. Родители Эммы были люди весьма состоятельные: ее квартира находилась в Бикон Хилл. Мы болтали, смеялись, пили текилу и завершили почти бессонную ночь в ее постели.
Моя тогдашняя жизнь превратилась в трехтактный танец.