Дело Артамоновых. По Союзу Советов. В. И. Ленин

Из почти иконописного образа праведника, читающего отцу священные книги и сажающего цветы, Никита к концу романа, запутавшись в противоречиях своей нелегкой жизни, превратившись в монаха — отца Никодима, становится похожим на паука, таким его видит Петр. И вот уже зрительное сравнение развертывается в метафору. Никита говорил о боге, о людях. Петр слушал, как брат, похожий на паука, тихо и настойчиво «плел свою паутину».

Дерзкий красавец Алексей превратился в ловкого делягу. Характерный штрих. Почти никто из героев романа не произносит длинных речей. Некоторое исключение представляет монолог Алексея, сначала перед братом, потом перед купцами и промышленниками, на Нижегородской ярмарке. Алексей говорил о серьезных вещах — об исторической роли купечества, о вырождении дворянства, о чиновничестве. Но перед этим монологом Горький делает интересную ремарку. Дельцы «внимательно слушали сорочий треск его речей».

Чьи это слова? Автора! Но, видимо, так речь Алексея воспринимали слушатели. И серьезный, почти пафосный монолог как-то сразу снижается, превращается в пустую болтовню не очень солидного человека.

Интересно отметить, как Горький строит этот монолог: он прослоен репликами купцов, а затем переведен в авторский краткий пересказ того, что еще говорил Алексей. Это место романа напоминает читателю речи Маякина на ту же тему в раннем романе Горького «Фома Гордеев». Но как бесцветно говорит Алексей по сравнению с Маякиным. Речь Маякина звучала празднично, уверенно, вызывала бурю неподдельного восторга. Тогда, в конце девятисотых годов, купечество было еще очень сильно. Теперь, когда писалось «Дело Артамоновых», историческая роль его уже была сыграна. Иные времена, иные нюансы!

И совсем уже бесцветно говорил Мирон Артамонов. Как известно, либеральная буржуазия отмечала свержение самодержавия, как радостный праздник. Мирон, читая газетное сообщение, пытается патетически говорить о рождении республики, о начале выздоровления России и прочие громкие слова. «И размахнул руками, как бы желая обнять Якова, но тотчас одну руку опустил, а другую, подержав протянутой, поднял, поправил пенсне, снова протянул руку, стал похож на семафор и заявил, что завтра же вечером едет в Москву».

Громкие слова о свободе и будущем сочетаются с системой осторожных, ораторских и неуклюжих, смешных по своей внутренней сущности жестов. Как они ярко раскрывают пустоту и ничтожество этого самовлюбленного человека, претендующего на роль крупного государственного деятеля в буржуазной республике!

V

Рядом с голосами героев в произведении звучит голос автора. Речь повествователя в произведении играет очень различную роль. Многие писатели XX века склонны как бы уходить за кулисы, доверяя вести произведение своим героям. Так, в частности, построены романы Ремарка, Хемингуэя и многих других современных западных писателей.

Горький решает этот вопрос в разных произведениях по-разному. Так, например, в начале первого тома романа «Жизнь Клима Самгина», который писался одновременно с «Делом Артамоновых», Горький дает пространные авторские характеристики эпохи, написанные остро публицистично. Затем, в последующих, частях этого тома и в других томах, он отказывается от этого приема.

В «Деле Артамоновых» таких авторских кусков нет. Горький совершенно не выделяет свой голос, стилистически не индивидуализирует его, а дает его как обобщенно безличное повествование о событиях. Разумеется, это не ведет к тону равнодушного повествования. Читатель на протяжении всего романа чувствует отношение повествователя к происходящему. Этого ощущения Горький добивается разными способами.

Так, например, Горький очень часто так строит действие, так располагает сцены, что читатель без специальной авторской подсказки сам активно участвует и в выявлении авторской позиции, и в оценке действий персонажей. Остановимся на одной сцене.

В первой части романа Илья Артамонов делает одно из «программных» заявлений. «Дела наши должны идти как солдаты, — говорит он детям. — Работы вам, и детям вашим, и внукам довольно будет. На триста лет. Большое украшение хозяйства земли должно изойти от нас, Артамоновых».

Какое гордое и самоуверенное заявление! Какой смелый взгляд вперед, далеко вперед! Кажется, что этот человек не только сам твердо стоит на земле, но и подготовил все условия для счастливой жизни и детей, и внуков, и правнуков, Но все это только кажется, Горький показывает, как социально близорук Илья Артамонов. Этой сцене предшествует разговор Петра с Натальей. Старший сын Ильи жалуется жене на тяжесть своей участи — он не хочет быть фабрикантом, его тянет в тишь деревенских полей.