Вообще говоря, Бланы переругивались не рядом с ним, а в соседней комнате. Но то ли разговор у них шел на слишком уж повышенных тонах, то ли стены в здании были слишком тонкие, однако действительному статскому советнику было отчетливо слышно каждое слово.
Ночь он провел под усиленной охраной в этой самой комнате. Загорский надеялся, что Ганцзалина поместят в ту же комнату, пусть даже и совершенно обездвиженного, однако семейство Бланов, видимо, поостереглось держать вместе господина и помощника, не без оснований полагая, что, оказавшись рядом, они окажутся опаснее во сто крат.
И вот теперь Нестор Васильевич лежал и слушал, как за дверью решается его собственная судьба и судьба его верного Ганцзалина.
– Я полагаю, несчастный случай, – возбужденно шамкал старец. – Ночная хмельная прогулка на лодке в заливе, внезапно набежавшая волна, или просто неосторожный переход с одного конца лодки на другой…
– Ни в коем случае, – отвечал ему Блан-младший. – Это будет подозрительно. Вернее всего – самоубийство.
При этих словах Франсуа Блан заперхал от смеха.
– Самоубийство? Парное? Два иностранных дурня вовсе не похожи на Ромео и Джульетту. Из-за чего им кончать жизнь самоубийством?
– По той же причине, что и остальным – проигрались в казино.
Старец закряхтел.
– Оба проигрались, и оба решили свести счеты с жизнью? Это в сто раз подозрительнее, чем гибель во время морской прогулки.
– Вовсе нет. Проигрался хозяин и решил покончить жизнь самоубийством, а его слуга-азиат, выполняя свой вассальный долг, последовал за хозяином на тот свет. Это как раз очень похоже на правду.
– Идиоты, – раздраженно пробормотал Загорский, с понятным интересом слушавший эти препирательства. Потом возвысил голос и крикнул: – Господа, позвольте вмешаться в ваш спор…
Собеседники умолкли. Спустя полминуты дверь в комнату открылась, и председатель Общества морских купален вкатил внутрь кресло отца. Вид у Камиля Блана был хмурый, на лице читалось: какого черта мы будем слушать его глупости?
– Надо послушать приговоренного к смерти, – назидательно заметил старик и перевел на Нестора Васильевича белесые свои глаза.
– Вы совершенно правы, мсье Блан, выслушать приговоренного всегда полезно, – согласился тот. – Я хотел бы сказать несколько слов касательно ваших планов. Во-первых, и я, и Ганцзалин прекрасно плаваем…
Тут Загорский на миг осекся, вспомнив, что слова «прекрасно плаваем» уж никак не могут относиться к Ганцзалину, который по обычаю большинства китайцев пуще смерти боится воды. Однако этого, разумеется, не могли знать супостаты, так что он, не моргнув глазом, решительно продолжил.
– … таким образом, мы просто не можем утонуть в той жалкой луже, которую вы зовете Средиземным морем. И об этом знает любой русский дипломат, слышавший имя Загорского. Во-вторых, никакого такого вассального долга, который бы предписывал моему Ганцзалину следовать за хозяином на тот свет, просто не существует. Он – китаец, подданный Российской империи, а не какой-то там средневековый самурай. Так что, если бы даже предположить, что я решил покончить жизнь самоубийством – что, уверяю вас, совершенно невозможно, – Ганцзалин мой ни при каких обстоятельствах за мной не последует.
– Значит, самоубийство отменяется, – кивнул Камиль Блан, глядя на старика. – Вы правы, отец, придется выдумать убедительный несчастный случай. Например, прогулка в горах и случайное падение с обрыва…
– Опять обоих сразу? – язвительно спросил действительный статский советник.
– Тогда – неосторожное обращение с оружием, – не уступал Блан.
Загорский только головой покачал. Мсье все время Блан забывает самое главное – их двое. Не могут двое одновременно умереть от неосторожного обращения с оружием, как и от любого другого несчастного случая. Не считая, пожалуй, утопления, но они его уже исключили по известным причинам.
– Какой хитрый молодой человек, – прошамкал старик, с восхищением глядя на Нестора Васильевича. – Как жаль, что придется его убить…
Действительный статский советник, во-первых, поблагодарил за то, что его назвали молодым человеком, чего он по своим летам совершенно не заслуживал, во-вторых, заметил, что убивать его совершенно не обязательно. Самым разумным было бы его отпустить.
Камиль Блан, услышав это, засмеялся. Да ведь если они отпустят Загорского и его Ганцзалина, те покинут княжество и в первом же французском полицейском участке накатают на них заявление. А учитывая дипломатические возможности Загорского, заявление это не получится просто так выбросить в корзину для бумаг. Начнется следствие, скандал и… словом, это совершенно невозможно…