Дело Черных дервишей

– Кого – их? – переспросил Фахретдинов, по виду классический муфтий с седой бородкой, усами подковой, в очках и круглой черной тюбетейке.

– Налетчиков.

Фахретдинов и Шмидт переглянулись.

– Сложно сказать, – неуверенно выговорил Шмидт, пощипывая седеющую бороду. – Трудно считать, когда на тебя наставлены винтовки и револьверы.

– Семь человек, – в разговор вмешался сидевший у входа начальник охраны Веретенников. – Но это в вагоне. Кто-то оставался и снаружи. Судя по следам на земле, всего налетчиков было человек десять-одиннадцать.

– Целый отряд, хотя и небольшой, – Загорский внимательно посмотрел на Веретенникова. – А сколько у вас было охраны в этот момент?

– Я и три красноармейца, – отвечал комиссар. – Судя по всему, Пухов в тот момент был уже мертв.

При этих словах взгляд его потемнел, на лице обозначились желваки.

– Как были одеты нападавшие?

– Халаты, серые чалмы и малахаи, шаровары, остроносые сапоги, – перечислял комиссар. – Одним словом, басмачи. Я их знаю, во время Гражданской воевал с курбаши из армии Мадамин-бека.

Слова о басмачах несколько озадачили Загорского.

– Опять басмачи, – сказал он. – В этой области их как будто уже не осталось.

Шмидт кивнул, сказал, что действительно, остатки басмаческих банд еще могут встречаться где-нибудь в Ферганской долине, но ни в Ташкенте, ни в этой части Туркестана их нет. Тогда вопрос: откуда же и зачем они тут взялись? Ответ очевиден: ограбление неслучайно, работали они по наводке.

– Да, – согласился Фахретдинов, – похоже, эти греховодники искали именно Коран. Они открыли ящик, посмотрели и лишь потом вынесли его прочь.

Загорский поинтересовался, не пытались ли организовать погоню?

– Совершенно невозможно, – отвечал Веретенников. – Ночь, степь, непонятно, в какую сторону скакать. К тому же и сил у нас таких нет, чтобы преследовать вооруженную банду.

– А почему вы не выставили охрану вокруг вагона по внешнему периметру?

– Не было необходимости.

Нестор Васильевич ничего на это не ответил, лишь спросил муфтия, кому было известно, что именно перевозят в вагоне. Тот отвечал, что кроме вышестоящих товарищей в Москве об этом знали только ученые, сопровождавшие книгу. А охрана? Из охраны – один комиссар Веретенников.

– Не один, – внезапно сказал Веретенников. – Вот что мы нашли у Пухова.

И он показал Загорскому письмо Пухова к матери. Тот быстро пробежал глазами неровные строчки, хмыкнул, посмотрел на Шмидта.

– Зачем вы рассказали Пухову о том, что именно вы везете?

Белая кожа кабинетного ученого сделалась, казалось, еще белее. Волнуясь, он отвечал, что молодой человек проявил большую любознательность. К тому же Шмидт и не подозревал, что красноармейцам не сказали, что они перевозят. Ведь товарищ Веретенников знал о Коране, почему же бойцам ничего не сказали?

– Товарищ Веретенников – комиссар и начальник конвоя, – отвечал Загорский, – ему по должности положено знать, что именно он конвоирует. А вы… Вас же предупреждали о секретности задания?

Смущенный Шмидт забормотал что-то себе под нос, но Нестор Васильевич его уже не слушал.

– Скажите, – спросил он, – что вам известно о тайнописи, содержащейся в Коране Усмана? Есть ли на этот счет какая-то легенда?

Шмидт отвечал, что существует предание, согласно которому на нем могли остаться аяты из других списков священной книги – те, которые отверг сам халиф Усман, но все-таки сохранил их в невидимом написании для потомков. Однако это предание ничем пока не подтверждено – поверхностное исследование никаких тайных надписей не выявило.

Теперь Загорский смотрел на Фахретдинова. Муфтий тоже смотрел на него, как показалось Нестору Васильевичу, несколько настороженно. Глаза его тревожно поблескивали за стеклами круглых очков, борода вздрагивала.

– Ризаитдин Фахретдинович, это правда, что вы были против вывоза Корана из Уфы?

Вопрос явно застал муфтия врасплох. Он побагровел.

– Что за… Кто вам это сказал?

– Не важно. Просто ответьте, почему вы препятствовали вывозу книги?

Фахретдинов заморгал, потом вымученно улыбнулся.

– Я не препятствовал, никогда не препятствовал. Но я действительно был не рад, что Коран увозят из Уфы. Это великая мусульманская святыня, от нее напрямую исходит свет Пророка. Святыня эта связана с главным знанием, которое даровал нам Аллах – с единым для всех нас откровением. Рядом с ней я, как и любой правоверный, чувствую божественную, как сказали бы вы, русские, благодать. Расстаться с таким ощущением нелегко. Я полагал, что решение перевезти книгу в Туркестан было чисто политическим. Советская власть тут сейчас не очень сильна и надо было поддержать ее каким-нибудь особенным жестом.

– И вам этот жест не понравился?

Несколько секунд Фахретдинов молчал, глядя на Загорского из-под очков, потом отчеканил:

– Я религиозный деятель и не обсуждаю веления властей. Если руководство страны так решило – что ж, я подчиняюсь.

– Будем считать, что ваш ответ меня удовлетворил, – кивнул Нестор Васильевич. – Так или иначе, мы пришли к выводу, что басмачей навел на Коран Усмана некий предатель. Если мы найдем этого предателя, мы сможем выйти на след похитителей.