Дело Черных дервишей

Оказалось, что командующий охраной комиссар Веретенников когда-то воевал с басмачами. Во время одного из боев он попал в плен к командующему мусульманской армией Мадамин-беку. Его должны были расстрелять, но почему-то пощадили. Позже, когда советское командование предложило Мадамин-беку сдаться, пообещав сохранить ему жизнь, Веретенников участвовал в переговорах и был своего рода передаточной инстанцией между басмачами и Красной армией. В конце концов Мадамин-бек согласился с условиями большевиков и сложил оружие. Некоторое время войско его считалось подразделением Красной армии, в котором служил и Веретенников. Однако довольно скоро произошло странное событие. Мадамин-бека с небольшим отрядом заманили в ловушку, и он погиб. Веретенников же после разгрома басмачей перешел работать в ВЧК, а когда чрезвычайку распустили – в ГПУ.

– Какая-то мутная биография, – задумчиво сказал Загорский. – Слишком много темных мест, ты не находишь, Ганцзалин? Похоже, наш друг Веретенников что-то скрывает.

Выяснить, что именно скрывает Веретенников, взялась Джамиля. Она тоже сделала запрос, правда, не в уголовку, а в какое-то никому не известное место. Ответ ей пришел еще быстрее. И ответ этот оказался настолько интересным, что Загорский отправился в вагон и попросил покинуть его всех, кроме Веретенникова, с которым у него будет разговор. В это же время явился начальник станции и забрал подчиненных красноармейцев из охранного взвода Веретенникова – для срочных хозяйственных работ.

Комиссар, проводив взглядом уходящих бойцов, повернулся к Загорскому, Лицо его сделалось мрачным. Загорский сидел прямо перед ним, загораживая единственный выход из вагона, возле которого стоял Ганцзалин. Джамиля осталась снаружи.

– Слушаю вас, товарищи, – хмуро проговорил Веретенников.

Внешне он был спокоен, но Загорский заметил, что комиссар задерживает дыхание, как человек, старающийся не показать, что волнуется.

– Как вы относитесь к бане? – неожиданно дружелюбно спросил Нестор Васильевич.

– К бане? – удивился Веретенников.

– Да, к русской бане.

– А при чем тут баня?

Загорский отвечал, что баня не при чем, просто они с Ганцзалином собираются пойти попариться. Может быть, товарищ Веретенников составит им компанию?

– Не знал, что здесь есть баня, – уклончиво отвечал комиссар.

Нестор Васильевич сказал, что начальник станции – русский человек, баню любит больше отца родного и даже завел ее на подведомственной ему территории. Так как же насчет попариться?

– Нет, спасибо, – решительно сказал Веретенников, – я в баню не хожу.

– Отчего? – огорчился Загорский.

– Да уж так, – криво улыбнулся комиссар. – Врачи запрещают.

Загорский удивился: что это за болезнь такая, при которой запрещена баня? Может быть, он эпилептик? Веретенников зло отвечал, что, разумеется, никакой он не эпилептик, просто не хотел бы говорить о своих недомоганиях с посторонними людьми.

– Жаль-жаль, – искренне проговорил Загорский, – может быть, если бы вы согласились, нам не пришлось бы задавать вам разные неприятные вопросы.

– Какие еще вопросы? – хмуро сказал комиссар, а сам скользнул взглядом по Ганцзалину. Тот не производил слишком уж внушительного впечатления. Внешне крепкий, ростом он был ниже Веретенникова и явно старше его по возрасту. Загорский казался более серьезным противником, хотя едва ли мог претендовать на победу в бою с сорокалетним комиссаром. Так, во всяком случае, думал сам Веретенников. Видимо, эти соображения его немного успокоили. Но еще больше его укрепляла мысль, что стоявшие напротив него люди, очевидно, не вооружены, у него же на боку висит кобура с табельным оружием. Он тихонько огладил кобуру ладонью, как бы убеждаясь в ее наличии, а заодно и расстегнул ее. Однако жест этот заметил Нестор Васильевич и отреагировал на него совершенно неожиданно.

Он сделал два больших скользящих шага к Веретенникову, слегка шлепнул его по боку и мгновенно отступил назад. Теперь в руках его был комиссарский наган.

– Вы что? – ошеломленно спросил комиссар, растерянно ощупывая пустую кобуру. – Вы с ума сошли? Что вы делаете?

– Это я так – во избежание эксцессов, – объяснил ему Загорский. – Мой помощник, видите ли, очень нервничает, если в его присутствии начинают палить из огнестрельного оружия.

Веретенников невольно глянул на Ганцзалина, который оскалился в весь рот.

– Да при чем тут ваш помощник? Верните оружие! – вскричал Веретенников и сделал шаг навстречу Загорскому, однако замер, как вкопанный, увидев направленный на него револьвер.

– Я прошу вас держать себя в руках, – строго сказал Нестор Васильевич, – во избежание печальных недоразумений. Я верну вам оружие сразу после того, как вы ответите на мои вопросы.

– Да какие еще вопросы, черт бы вас побрал?! – нервы у Веретенникова сдали, он глядел на Загорского с яростью и страхом.

– Присядьте, – сказал Загорский, – и я тоже сяду. Ей-богу, нам так будет легче разговаривать.