— Откуда ты знаешь? Ее отец — друг маркизы де Вервен, моей тетки, а она добрейшая женщина, и я так ее настрою, что она будет ходатайствовать за тебя…
— Нет, Жак, не говори ей обо мне. Быть может, позже… Сейчас не время.
— Как хочешь, мой друг. Но я сегодня же объявлю кому следует о своем твердом намерении остаться холостяком. А теперь, когда вопрос решен, не хочешь ли прогуляться по лесу и пойти пообедать в клуб?
— Нет, у меня есть дело. Мне придется тебя оставить.
— Побежишь искать своего будущего шурина? Ступай, мой милый, ступай. Должно быть, мир перевернулся: кредитор гоняется за должником. Я пошлю его к тебе, если найду.
— Если так, потрудись сказать ему, что я его ищу.
— Ни слова больше. Вот идет его отец.
— Его отец?
— Да, сам граф де ля Кальпренед… Он направляется прямо к нам. Черт возьми! Он, кажется, не в духе, — прошептал Куртомер.
Дутрлез надеялся ускользнуть, не желая попасть Кальпренеду под горячую руку. Если бы он догадывался, что` в эту минуту думает о нем граф, то убежал бы со всех ног. Но ему не в чем было себя упрекнуть, и он решил остаться.
Граф подошел к друзьям и, не глядя на бедного Дутрлеза, протянул руку Куртомеру и сказал:
— Я очень рад вас видеть и желал бы поговорить с вами наедине…
Они отошли в сторону.
— Мой сын, кажется, член вашего клуба? — спросил Кальпренед. — Да? Если вы с ним сегодня встретитесь, очень прошу дать мне знать. Я боюсь, что он припозднится, а мне непременно нужно видеть его как можно скорее. С девяти до одиннадцати часов я буду у маркизы де Вервен, а оттуда вернусь домой.
— Можете положиться на меня, граф, — ответил Куртомер, — вот только я обещал моей тетушке…
Он не договорил. Граф был уже далеко.
Куртомер обернулся, но Дутрлез тоже исчез.
— Честное слово, они все с ума сошли! — воскликнул Жак. — Я начинаю думать, что месье Жюльен впутался в какую-то скверную историю. Тем хуже для него!
IV
На часах в стиле Людовика XIV, которые дед маркизы де Вервен спас от грабежа во время революции, пробило девять.
Пунктуальная, как и великий король, маркиза сидела в своем любимом кресле у высокого камина, где горел яркий огонь. Она одевалась так же, как и во времена своей молодости, пренебрегая модой ровно настолько, чтобы не выглядеть смешной, и сохранила привычку носить длинные букли, которые очень ей шли. Ее маленькие ноги покоились на подушке, вышитой ею собственноручно, а красивое бледное лицо выделялось, как камея, на фоне шелковой малиновой обивки кресла.
Убранство комнаты гармонировало с этой женщиной из прошлого: тяжелые портьеры, массивная люстра, позолоченные панели, портреты предков в резных рамах. Современный Париж кончался на пороге этой просторной гостиной, торжественной, как собор, и безмолвной, как музей.
Однако эта старушка была очень даже мила и современна. Ее серые глаза лучились умом, а с тонких губ то и дело срывались меткие словечки. Она все видела, все читала, все знала, и у нее обо всем было собственное мнение. И при всех этих качествах — ни тени злобности, ничего, кроме открытости и прямоты. Жак любил говорить: «Моя тетка — совершенство».
В этот вечер у маркизы был торжественный вид, который она принимала лишь в особых случаях, и выражалась она резче, чем обычно.
— Мой племянник не приходил? — спросила она старого, одетого в черное камердинера, который расставлял чашки на подносе.
— Нет еще, ваше сиятельство, — ответил камердинер, уже пятьдесят лет служивший в доме.
— Прими только его и графа де ля Кальпренеда, — распорядилась маркиза де Вервен.
— Слушаю, ваше сиятельство!
— Да, Франсуа! Ты развел огонь в библиотеке? Жак не может три часа не курить, а я не хочу, чтобы он меня задымил.
— На камине стоит ящик с сигарами.
— Его любимыми?
— Да, я купил у поставщика клуба.
— Хорошо. Оставь меня! А когда граф приедет, докладывай не слишком громко!
Оставшись одна, маркиза задумалась о своем племяннике: «Если я не вмешаюсь, этот мальчик плохо кончит. Он беспечен, как птицы небесные. Отец его был так же беззаботен и очень дурно его воспитал. А все-таки его характер мне ближе, чем степенное благоразумие его старшего брата».
С этой утешительной мыслью она закрыла глаза и ненадолго задремала. Проснувшись, она тотчас вернулась к своим мыслям.
— От этих глупостей может вылечить только женитьба, — прошептала маркиза. — Стало быть, надо его женить. И как можно скорее. Арлетт — самое прелестное создание из всех, кого я знаю. Сегодня утром, когда я говорила с ним об этом, он уперся, но ничего — потом смягчится. Только бы он не связался с какой-нибудь мерзавкой!.. Сегодня же объяснюсь с Кальпренедом. Жак ему нравится. Гм!..
На этом месте монолог маркизы был прерван Франсуа. Помня ее приказ, он тихим голосом доложил:
— Граф де ля Кальпренед!
— Как вы кстати, друг мой! — воскликнула маркиза де Вервен. — Я собиралась заснуть. Кажется, даже задремала. Вот что значит старость! Помните, как я до рассвета танцевала вальс? Нет! В то время вы еще не танцевали. Я все забываю, что вы на двадцать лет моложе меня!
Граф пожал ее руку, и хозяйка воскликнула: