Дело о смертоносной игрушке. Мифические обезьяны. Дело о поющей юбочке

— У нас есть еще несколько минут, господин окружной прокурор, — прервал его судья. — Вопрос идентификации этого револьвера все еще открыт, и свидетель утверждает, что он опознает его исключительно благодаря отметке, оставленной на передней части пилкой для ногтей. Поэтому я полагаю, что адвокат действует в рамках своих прав. Ваше возражение отклоняется. Отвечайте на вопрос, мистер Энклитас.

— Ну, мы с Маркусом вели разговор о разных револьверах, — сказал Энклитас, — и я предложил пометить наши, поскольку у нас их было четыре и различались они только номерами. Поэтому я л предложил сделать пилочкой для ногтей маленькие отметки на стволах револьверов: на одном из них — одну, на другом — две, ну и так далее. Слим согласился, что это хорошая идея, но сказал, что, мол, пилочка для ногтей недостаточно тверда, чтобы оставить след на стволе револьвера. Я поспорил с ним и побился об заклад на пятьдесят долларов. Мы взяли вот этот револьвер, попросили в парикмахерской у маникюрши пилку, сделали отметку на передней части револьвера, и я получил свои пятьдесят долларов.

— А на других были сделаны пометки?

— Нет. Слим взбесился из-за того, что проиграл пари, и решил, что я специально подстроил весь этот спор и до того, как заключить пари, заранее опробовал пилку.

— Итак, вы продолжаете утверждать, что револьвер с отметкой на передней части вы передали Хелману Эллису?

— Полагаю, что так.

— И при каких обстоятельствах?

— Ну, после пари со Слимом я отнес револьвер обратно, в бар. Мы держали его там, под кассовым аппаратом, чтобы в случае налета можно было бы обороняться. Хелман Эллис стоял у стойки бара; увидел, что я несу револьвер, и поинтересовался, уж не угрожал ли я какому-то посетителю, который не желал платить, или, может быть, сказал что-то в этом роде, в общем, мы пошутили по этому поводу, а потом он стал восхищаться револьвером, и в конце концов я его и отдал ему. Я считал это выгодным для себя. Хелман Эллис становился нашим постоянным посетителем и… Ну, я не делаю из этого никакого секрета — я хотел закрепить этот контакт.

— Для чего? — спросил Мейсон.

— Как вам известно, я возглавляю игорное заведение, — рассерженно бросил Энклитас, — и прибыль получаю в зависимости от числа посетителей.

— Да, это верно.

— Но сейчас вы не обнаружили этой отметки и поэтому, как я понимаю, хотели бы изменить ваше заявление по поводу револьвера?

— Я не собираюсь ничего менять, — угрюмо сказал Энклитас. — Это именно тот револьвер, который обнаружили на судне Эллиса и который я ему отдал.

— Но ведь вашей пометки на передней части ствола нет.

— Она могла стереться.

— И у вас нет никаких других способов идентификации?

— Только по внешнему виду.

— Но когда вы под присягой давали показания, вы заявили, что единственное основание для идентификации вами этого револьвера…

— Ваша честь, — вмешался Бюргер, — этот вопрос уже задавали, и свидетель на него уже отвечал раз пять. Мы вряд ли что-либо выиграем, если позволим адвокату продолжать спор со свидетелем. И я…

Служитель, торопливо вошедший в зал суда, подошел к Бюргеру и дотронулся до рукава его пиджака. Бюргер с раздражением повернулся, но, увидев выражение лица служителя, обратился к судье:

— Ваша честь, могу ли я позволить себе на несколько минут прерваться? Кажется, мне хотят сообщить что-то важное.

Бюргер стал шепотом переговариваться со служителем. Сначала его лицо выражало полный скептицизм, потом — удивление и, наконец, на нем появилась усмешка. Он кивнул служителю и повернулся к суду.

— С позволения суда, — сказал Бюргер, — я хочу сообщить о только что возникшем чрезвычайно важном для дела обстоятельстве. В качестве следующего свидетеля я намерен выслушать адвоката Перри Мейсона.

— Вы можете сделать это только в том случае, — сказал судья, — если речь идет о каком-то факте, который может быть прояснен адвокатом. Но, в принципе, защитник не может выступать свидетелем и давать показания против своего клиента.