Дело принципа

На цыпочках вошел Фишер. Я совершенно не удивилась, не подумала – где папа, где Генрих, как он смеет входить без спросу, и вообще. Я села на кровати, поправила прическу и сказала:

– Как хорошо, что вы пришли. Где вы пропадали столько дней?

– Ох, дорогая Адальберта, – сказал Фишер, – вы нам устроили столько суматохи. Едва разобрались.

– Не я, – возразила я, – а какой-то агент тайной полиции. Читайте газеты. Но не в том дело. Фишер, у меня к вам серьезный разговор. Давайте сразу и начистоту. Я готова поработать на тайную полицию самое маленькое один раз, а может, и больше. Если надо будет, кайзеру или вам – без разницы. Мы, наемные убийцы – народ бесхитростный, веселый и исполнительный. Пиф-паф – и все дела. Вы говорили, что вас беспокоит этот итальянский князь, и что вы хотели бы, чтобы я, значит, его… Да? Да?

– Да, – сказал Фишер.

Обожаю людей, которые на такие вопросы отвечают быстро и прямо!

– Отлично, – сказала я, – но услуга за услугу.

– Слушаю вас внимательно, – сказал Фишер.

Я увидела, что он действительно слушает меня очень внимательно.

– Фишер, – начала я, – вы адвокат и все можете. Вы адвокат, а значит, умный человек. Кроме того, вы человек сильный и решительный.

– Вы мне трижды или даже четырежды льстите, дорогая Адельберта, – сказал Фишер.

– Прекратите, – сказала я. – Давайте коротко. Фишер, есть ребенок. Он еще не родился. Он пока еще в животе у одной моей знакомой. Я хочу, чтобы у этого ребенка в жизни все было хорошо.

Фишер пожевал губами и сказал:

– Нет ничего проще. Вам нужно только договориться с вашим папочкой. Он выдает вам некий капитал. Вы кладете этот капитал в банк на имя ребенка или на имя его матери, если вы ей так сильно доверяете, – и все. Все это можно оформить в течение двух-трех дней.

– Фишер, какой вы скучный, – упрекнула я. – Я это и без вас знаю. Чтобы положить деньги в банк, а перед этим выпросить их у папы – для этого не нужен адвокат. Фишер, у меня к вам серьезный разговор, а вы все время виляете. Фишер, посмотрите на меня внимательно. У меня нелепая фигура, почти совсем нет груди. А если сменить прическу, а к прическе одежду? Фишер, сделайте меня мальчиком. Пусть меня зовут Адальберт-Станислав Тальницки. Унд фон Мерзебург, разумеется. Вернее, без «унд». Просто фон Мерзебург, я же буду мальчик.

– Что я должен для этого сделать? – испуганно спросил Фишер.

– Ничего особенно страшного, – сказала я. – Ничего, что выходило бы за рамки адвокатской профессии. Поменяйте документы: украдите метрическую книгу в церкви, замените там нужный лист. Ну и что-нибудь еще, откуда я знаю? А может, и этого не надо. Изготовьте мне метрическое свидетельство и паспорт на мужское имя.

– И что потом? – спросил Фишер.

– Да ровным счетом ничего, – сказала я. – Дальше я сама. Вернее, сам. Поеду в другой город или в лучше в Швецию, куплю там домик, ну и все.

– А что скажет ваш отец? Что скажет ваша мать?

– Маме на меня наплевать, – сказала я. – А папу можно убедить в чем угодно.

– И зачем все это? – спросил Фишер.

– Адвокаты не должны задавать таких вопросов, – сказала я. – Если вы очень недоумеваете, самое большее, на что имеете право, – это повысить гонорар. Не бледнейте так. Не вращайте глазами. Эти действия трудно назвать противозаконными. Это не подлог. У подлога есть какая-то цель. Например, присвоение чужого имущества.

– Нет, – сказал Фишер, – у адвоката есть еще одно право – отказаться. Я никогда не занимался такими странными, такими абсурдными, такими, уж извините, безумными вещами. Но не это главное, – продолжал Фишер. – Я знаю, зачем вам это нужно. Вы хотите стать мужчиной и жениться на Грете Мюллер. Вы хотите, чтобы ребеночек, которого она прижила от повара, носил вашу фамилию. Честное слово, глупо. Положите на нужный счет деньги, если вы так влюблены в эту девицу. Давайте ей деньги, покупайте ей одежду, принимайте участие в воспитании ребенка, как добрая тетя. Никто вам слова дурного не скажет. Наоборот, все будут в восторге. Такое большое сердце у Адальберты Тальницки! Но не сходите с ума.

– Хочу, – сказала я.

– Нет, – сказал Фишер, – нет и еще раз нет. Но не потому, что я так озабочен нравственностью. Не потому, что мне непосильно выписать вам копию метрического свидетельства или подменить первоначальные документы – ах, Адальберта, в нынешнем мире все можно сделать за деньги.

– Le veau d’or est toujours debout! – запела я. – Ха-ха-ха-ха! On encense! Sa puissance d’un bout du monde à l’autre bout![21] Тарам-пам-пам! – Ну, значит, да?

– Нет, Адальберта. Догадайся, почему. – Он перешел на «ты».

– Потому что ты идиот и трус! – сказала я тоже на «ты» в ответ.