Дело принципа

– Нет! – закричал Фишер. Он вдруг упал на колени перед кроватью, на которой я сидела, обнял мне бедра и поцеловал в живот. – Потому что я тебя люблю, Адальберта! Я влюбился в тебя, когда ты была еще девочкой. Я никому тебя не отдам! И не позволю тебе погружаться в пучину извращений. Ишь чего выдумала, девчонка! – сказал он, встав на ноги и обидно щелкая меня по носу. – Совсем потеряла приличия. Не выйдет!

И щелкнул меня по носу еще раз.

Я проснулась.

Открыла глаза. Папа сидел на моей кровати и пальцем ласково теребил кончик моего носа.

– По-моему, ты первый раз в жизни заснула днем, – сказал он. – Твоя первая гувернантка жаловалась, как в три года перестала спать днем, так и все.

– Первая гувернантка! – засмеялась я. – Эмилия, которую ты соблазнил и выгнал?

– Боже! – сказал папа, – какая чепуха! Какой злобный бред! Кто это тебе сказал?

– Мама, – сказала я.

– Не желаю больше слышать об этой ужасной женщине! – папа едва не закричал.

– Вас, Тальницки, и не поймешь, – сказала я. – Еще недавно она была бедной больной голубкой, прилетавшей на крыльцо твоего дома.

Папа кашлянул и отвернулся.

Помолчал, а потом спросил:

– Ну как твоя гостья?

– Спит, наверное, – ответила я.

– Она очень хорошенькая, – сказал папа. – У тебя прекрасный вкус.

– Что ты имеешь в виду? – возмутилась я.

– Ну, ты хотела, чтобы у тебя на дне рождения была одна из наших служанок, ну, то есть в смысле одна из крестьянок. И ты выбрала самую красивую. Ну и вот.

– Ладно, – сказала я, – пусть будет так.

– Да, – сказал папа, – я ведь вот за чем пришел. К нам через полчаса, – папа посмотрел на часы, – да, уже через полчаса должен прийти господин Фишер – мой адвокат. Дело в том, что на часть нашего имения нашелся покупатель. Требуется твое участие.

– Хорошо, – сказала я. – Дай мне привести себя в порядок.

Глава 32

Фишер пришел через полчаса.

Мы с папой как раз успели расположиться в дедушкиной комнате – вы помните, конечно, что эта комната называлась дедушкиной скорее символически. А на самом деле это была маленькая деловая гостиная и курительная.

Генрих встретил Фишера и провел его к нам. Я для такого визита успела переодеться: длинная строгая юбка, не очень длинная, а примерно до верха лодыжек, и узкие туфельки, кожаный поясок, белая блузка с кружевной планкой и домашний жакетик в народном стиле с подсолнухами и миленькими глазастыми совами. Папа слегка сморщил нос, когда его увидел, но я ему шепнула: «Ненавижу стиль модерн». Фишер был, как всегда, в своем темном, довольно потасканном, но еще приличном костюме, в клетчатой бабочке (я такую первый раз на нем видела). Он вошел, поглядывая на свои новенькие наручные часы. Он ими обзавелся сравнительно недавно, я заметила. Может быть, неделю назад. До этого у него были карманные. И вот теперь, мне кажется, он как-то по-мальчишески хвастался своей новой игрушкой.

– Кажется, я не опоздал, господин Тальницки? – сказал он, постукивая пальцем по циферблату.

– «Омега»? – спросил папа, тут же раскусив детское тщеславие Фишера.

– «Омега», – Фишер улыбнулся и радостно закивал. – Привыкаю к наручным. Надо идти в ногу с веком.

– К наручникам? – спросила я.

– Далли! – папа хлопнул ладонью по столу.

– Извините, ослышалась, – сказала я.

Фишер покосился на меня.

В его глазах мелькнула совершенно искренняя и опять какая-то детская, какая-то мальчишеская обида, как будто ему столько же лет, сколько и мне, и я над ним зло подшутила в присутствии других мальчиков и девочек.

– Итак, – сказал папа, – вернемся к нашим баранам. В смысле к нашим лесам и пашням, садам и виноградникам. Действительно есть покупатель? А то я уже совсем потерял веру в национальную буржуазию.

– Прекрасный покупатель, – сказал Фишер. – Человек надежный и богатый.

– Фамилия, если можно, – спросил папа, – а также род занятий.

– Фамилия простая, – сказал Фишер, – Ковальский.

– Ковальский? – сказал папа. – Русский или поляк?

– Немец, – сказал Фишер.

– Здешний? – спросил папа.

– Ну да.

– Так, так, – сказал папа. – Вообще-то я не самый главный завсегдатай клубов, но тем не менее. Что-то я не припомню такого Ковальского. Скажите, дружище Фишер, вам, как адвокату, это надобно знать: в нашем отечестве кто-нибудь ведет реестр миллионеров?

– Разве что в государственном банке, в отделе контроля за крупными сделками. Ну и в тайной полиции, наверное, – сказал Фишер, вежливо улыбаясь. – Хотя ни в том, ни в другом я не уверен.

– Хм, – сказал папа.

Не хмыкнул, а вот именно что сказал: «хм».

– Не думаю, что ваши сомнения обоснованны, – сказал Фишер. – Насколько я сумел разобраться, господин Ковальский из новых. Из самых новых. Так что не думаю, что он уже есть в реестре миллионеров. Банковская бюрократия работает медленно, надо пять лет платить пошлины с миллионных сделок, чтобы попасть в этот славный список. Хотя, разумеется, я могу проверить. Но тут есть одна опасность. У таких, как бы вам выразиться, персонажей, как господин Ковальский, всюду есть свои люди. Это очень ловкая, хитрая, всюду умеющая втереться публика. Оно и понятно. Как иначе сделать миллионы за пару лет?