Когда мы с папой сидели и ждали Фишера, то есть буквально полчаса назад, мне до тошноты не хотелось продавать землю. У меня даже была такая мысль: сделать все, чтобы этого не было. Тем более что я, как наследница, должна была поставить свою подпись. Я, скажу вам откровенно, даже пыталась что-то разузнать, что-то прочитать о том, когда я стану по-настоящему правоспособной – в шестнадцать, в восемнадцать, в двадцать один. Там была страшная путаница. Я ничего точно не поняла, но твердо запомнила только одно: раз сам папа сказал, что я должна подтвердить эту сделку подписью, то так тому и быть. Будем за это крепко держаться. Но сейчас все это куда-то схлынуло. Не знаю почему. То ли соблазн получить большие деньги – конечно, деньги получит папа, но он же у меня такой добрый и щедрый… Кстати, сколько там денег? Папа говорил, то ли десять миллионов, то ли вообще пятьдесят. Но вообще какие-то сумасшедшие деньги.
– Кстати, Фишер, – спросила я, – а какая там сумма?
– Прости, – сказал Фишер, – не могу сказать. Не имею права.
– Вот это да?! Ведь я же должна буду ставить свою подпись на документе как наследница, которая не возражает против продажи ее, как бы сказать, наследства.
– Кстати, – сказал Фишер, – ты ничего не должна. Это по закону, я имею в виду. По закону твой папа полноправный и единственный распорядитель, владелец и так далее. С твоей подписью это он сам придумал. Это его добрая воля. Это он велел мне вставить тебя в документ о сделке. И вообще, твой папа продает только одну треть имения. Тебе хватит.
– Какая разница, – сказала я. – Тем более, раз он велел. Я получаюсь как бы участница всего этого. Я все равно буду эту бумагу подписывать, и все увижу.
– Вот когда будешь подписывать, тогда и увидишь, – пообещал Фишер. – А я, как адвокат, обязан хранить эти сведения в тайне.
– Не морочьте мне голову, – сказала я. – Я тоже кое-что читала. Это нотариус обязан, а адвокат не обязан.
– Адальберта, имейте терпение, – Фишер положил свою ладонь на мою руку. Я отодвинула руку. – Могу вам сказать одно: там очень много денег.
Да, мой папа очень щедр, и он, конечно, выдаст мне, сколько я попрошу. Я смогу уехать, поездить по Европе. А лучше поехать в Америку или Австралию, как рекомендовал революционер и материалист Яков Маркович – мой учитель русского языка. Возьму Якова Марковича и поеду с ним в Австралию и там составлю его счастье, хотя он толстогубый, как негр. Ну и что? В общем, в голове у меня уже закрутились какие-то приключения, путешествия, богатства. Надо будет научиться управлять автомобилем, купить себе автомобиль, а лучше два. Открытый кабриолет для весны и лета и закрытый лимузин для осени и зимы. Купить себе квартиру или дом, может быть, даже на Инзеле. Ах, нет! Какой еще Инзель? Я же собралась в Австралию или Америку! Большой хороший дом с большой гостиной, чтоб в ней было место для картины, которую мне обещал подарить на день рождения папа. Для картины «Иаиль» кисти Артемизии Джентилески. Такая картина заслуживает отдельной комнаты. Надо будет туда заказать специальную мебель…
А может быть, я просто устала от всех этих папиных аристократических разговоров: а кто он такой, какого рода-племени, в каких реестрах записан, в каких полках служил, какому кайзеру представлен, и так без конца. Может быть, в самом деле от всего этого надо избавляться, пока не поздно? Пока вся эта тяжеловесная мишура не утянула тебя на дно жизни. Туда, где древние старички, разукрашенные лентами и звездами, доживают век рядом со своими морщинистыми старушками, сгибающимися под тяжестью родовых бриллиантов.
Папа вошел в гостиную, держа под мышкой бумаги, в руках бутылку с рюмкой. Поставил рюмку на столик, налил, обратился к Фишеру:
– Прошу прощения, что я вас так, некоторым образом, шуганул, – сказал он. – Выпейте. В бумаге все вроде бы правильно. Ну-с, а где должна состояться эта встреча? Мы успеем доехать? Вы сказали, что она должна состояться через сорок минут. Господин Ковальский, если он и в самом деле крупный воротила, финансист-миллионер… – и чуть-чуть замолчал.
– В самом, в самом, в самом, – успокоительно сказал Фишер, выпил рюмку коньяку залпом и громко поставил на стол. – Но мы никуда не опаздываем. Нам идти около тридцати секунд, – сказал Фишер, наслаждаясь папиным изумлением. – Два лестничных марша. Встреча состоится в той адвокатской конторе, которая находится ровнехонько под вашей квартирой в бельэтаже.
– Отлично, – сказал папа, хотя видно было, что это ему не нравится.