Дело труба

Евгению везло, в то время как Станислав безответно всаживал жетон за жетоном. Автомат крякал, позвякивал, глотал деньги, но делиться нажитым не хотел. “Когда ж ты нажрешься так, чтоб тебя стошнило этими жетонами? – в сердцах бросил Станислав. – Выплюнул бы хоть что-нибудь для приличия, лопнешь ведь”. Автомат булькал, но крепился. “Ага, кидаешь как в мусоропровод”, – сочувственно улыбнулся сосед справа: его автомат как раз отвечал своему игроку взаимностью. Так они и познакомились. Перейдя к соседнему автомату, Станислав пообещал бросить это занятие. Евгений предлагал при выигрыше трех тысяч остановиться и сходить в кабак напротив, но Станислав, не веря в такую перспективу, решил закончить, как только просадит пять сотен. Однако идея с кабаком так плотно въелась в его сознание, что он пошел туда один, не дожидаясь компании. “Собственно, именно Женя меня своим предложением вверг в эту ситуацию, он меня из нее и вытащит”, – с надеждой подумал Станислав, похлопывая Евгения по плечу.

– Садись за мой столик, я один сижу! – почти выкрикнул он.

– Ты ж идти не хотел, – усмехнулся Евгений, – хитрец, а сам обогнал меня.

– Уже и водочки треснул. Извини, старик, после такого проигрыша выпить захотелось.

– “Раз пошли на дело, выпить захотелось…” – ухватив обрывок его фразы, пропел справа от Станислава долговязый парень, наклоняясь над раковиной.

Станислав брезгливо поморщился, а Евгений приветливо кивнул в сторону парня:

– Знакомься, это Эдик, мастер по плаванью.

– Так ты не один? – обрадовался Станислав, разворачиваясь и пожимая мокрую, только что намыленную руку Эдика.

– Ага, – снисходительно кивнул Евгений, – из-за них я сюда и притащился. Я ведь проиграл все, что было. Ты уходил, у меня на кармане два косаря висело. А потом как отрезало. Минут за сорок все улетело. Надо было с тобой двигать. Хорошо, друзья мимо проходили. Знакомься.

Станислав неистово пожал руки всем друзьям Евгения, только что отлипшим от писсуаров, пропуская их имена мимо ушей.

Их было пятеро. Именно в этот торжественный момент дверь туалета раскрылась, впустив порцию свежего куплета из зала. На пороге показался тот самый тип, который собирался испортить Станиславу вечер.

Сцена напомнила финал “Ревизора”, с той лишь разницей, что все персонажи, застывшие в немой сцене у Гоголя, уместились в лице этого несчастного.

Распахивая настежь дверь, он, видимо, был уверен в скорой и легкой победе. Даже рукав на левой руке успел закатать. Ничто не скрылось от Станислава. В нахлынувшей на него вдруг волне вальяжности он по-барски положил руку на плечо Евгению, которого знал дольше, чем злополучного ревнивца.

– Ну что, мужики, займемся делом?! «С меня пузырь “Пятизвездочной”», —сказал он чуть громче, чем следовало.

– Вперед! – скомандовал ничего не подозревающий Евгений, и они гуськом прошествовали мимо бедняги, который был настолько ошарашен, что даже не посторонился. Его потеснили всей толпой, и он, прижатый к дверному косяку спиной, проводил процессию безумными глазами.

Физически ощущая всю степень его замешательства, Станислав не глядя задел плечом застывшую у входа фигуру.

В зале грохотала музыка: “Я иду в каба-ак…”

Станислав так внезапно очнулся от этих своих мыслей, что даже вздрогнул. Он по-прежнему сидел за столом, уставившись на танцующие пары. Время неумолимо двигалось вперед, и обозначенные пять минут истекали со всей определенностью. Нужно было кончать фантазировать и принимать какое-нибудь решение. Сколько он ни пытался заглянуть в просвет между танцующими, своего нелепого обидчика так и не увидел.

“Ну почему я, почему мне это все? Сколько народу, господи. А подойти можно только ко мне одному. Что во мне такого? Может быть, беззащитность прет от меня и ее так же трудно спрятать, как запах заношенных носков? Разве можно подойти вон к тому или вон к тому, пусть даже он ниже меня ростом и более хилый. Ну не могу я представить, что кто-то подойдет к нему и сморозит такой бред… Да кто он такой, нет, он-то ладно, а вот кто я такой, что ко мне можно так вот запросто подойти и сказать, чтобы я убирался в течение пяти минут? Неужели мне осталось только мечтать, что кто-то придет и спасет? Сам спасай себя, сам, размазня”.

Станислав налил водки и торопливо выпил, скривившись. Торопливо закусил. Не дожевав до конца, встал, бессмысленно поправил салфетку с розовой каймой на столе и, огибая танцующие пары, двинулся к выходу.

Сквозь звуки ансамбля нужно было продираться как через танцующий зал. Музыка грохотала повсюду, детонировала от декоративных настенных панелей и вновь возвращалась в зал, уже усиленная многократно.

“Кончится когда-нибудь эта идиотская песня? – подумал Станислав. – Хотя что-то в этом “иду в каба-а-ак” есть забавное. Но господи, как громко и как долго”. На полпути он все-таки не смог побороть в себе желания взглянуть на своего обидчика. За тем столом сидела только одна из дам. Обидчика видно не было. Судя по всему, отплясывал где-то в зале.

“Да что ж это я делаю? – опомнился Станислав. – Какой уход?! Здесь только покажи свою слабость – и в порошок сотрут”.