Дельцы.Том I. Книги I-III

Туша Саламатова заколыхалась. Прядильниковъ приподнялся и очень сконфузился. Дама сдѣлала два шага отъ портьеры и остановилась.

Она выказывала ширококостную суховатость. На ея зеленоватомъ лицѣ выставлялся длинный носъ надменнаго вида. Она прищуривала глаза и выправляла себѣ пальцы, ломая ихъ въ различныхъ направленіяхъ.

Наблюдатель, болѣе спокойный, чѣмъ Прядильниковъ, замѣтилъ-бы тотчасъ-же, что Саламатовъ при появленіи своей жены измѣнилъ выраженіе лица и на особый фасонъ засуетился.

— Позволь мнѣ, мой другъ, представить тебѣ нашего почтеннѣйшаго Петра Николаевича Прядильникова, служащаго намъ своимъ талантливымъ перомъ.

Саламатова кивнула и пропустила какой-то неосязаемый звукъ. Прядильниковъ совсѣмъ растерялся и началъ тереть салфеткой подбородокъ. Очки чуть-чуть не спали у него.

— Ты берешь экипажъ? — спросила она, не обращая никакого вниманія на гостя.

— Да, мой другъ, я-бы хотѣлъ, — отозвался Саламатовъ жиденькимъ голоскомъ.

— А, — протянула она: — ты куда-же собираешься?

— Да мнѣ нужно заѣхать въ правленіе и въ министерство, а потомъ прокачусь немного.

— А я сбираюсь пѣшкомъ въ Лѣтній садъ, такъ ты бы за мной туда заѣхалъ.

— Да, да, — заторопился Саламатовъ: — я тамъ недалеко буду.

Она кивнула опять носомъ, такъ что и на долю Прядильникова досталось немножечко, и выплыла беззвучно изъ кабинета.

Саламатовъ сдѣлалъ движеніе къ двери, какъ-бы желая проводить ее, и, по ея уходѣ, не тотчасъ-же пришелъ въ себя.

Прядильниковъ взялся за свою шапченку и началъ что-то картаво бормотать.

— Добрѣйшій Петръ Николаевичъ, такъ пожалуйста, батюшка, скорѣе строчите, а я вызову депешей земца. Онъ и безъ того собирался въ Петербургъ. Послѣ завтра вечеркомъ, такъ часовъ около возьми, жду васъ.

Опять что-то пробормоталъ Прядильниковъ и, подталкивая очки на переносицу, вышелъ изъ кабинета.

VIII.

Медленно спускался Петръ Николаевичъ по широкой, устланной ковромъ, лѣстницѣ. Завтракъ у Саламатова особенно смутилъ его.

«Экій сластолюбъ,» бормоталъ про себя Прядильни-ковъ. «Цѣлую лекцію прочелъ о бургонскомъ, камамберѣ, стерляди и Никитѣ Егоровѣ. Зачѣмъ эта болтовня? Мнѣ этотъ Саламатовъ начинаетъ казаться какимъ-то тузистымъ моншеромъ. Земецъ, говоритъ, а самъ весь ушелъ въ петербургскія аферы. А быть можетъ, и въ самомъ дѣлѣ готовъ сослужить службу настоящимъ земцамъ? И генеральша эта съ носомъ. Экій носъ, почище моего будетъ. Зачѣмъ онъ меня представлялъ? Очень нужно! Она — точно герцогиня нортумберландская какая-нибудь. Кивнула, что твоя Милитриса Кирбитьевна. Нѣтъ, я буду лучше вечеромъ ходить…»

Онъ вышелъ на улицу и инстинктивно усмѣхнулся подъ лучами веселаго солнца.

«Генеральша въ Лѣтній садъ ѣдетъ. Ужь и мнѣ не пойти-ли туда, благо недалеко? Походить хорошенько, устать да и храповицкаго часовъ до девяти; а работищи — страсть.»

Мужественно сталъ Прядильниковъ шлепать по грязи, переходя Моховую и направляясь къ Симеоновскому мосту.

«Алешку-бы взять погулять; онъ, поди, подлецъ, закатился къ этой новой бабѣ. Лютъ! и выдумалъ же фортель: адюльтеръ, говоритъ, я бросилъ, а такъ, говоритъ, начну дѣйствовать, въ разницу».

Прядильниковъ еще разъ вернулся мысленно къ кулинарному разговору за завтракомъ и никакъ не могъ установить должнаго равновѣсія въ окончательномъ сужденіи о Саламатовѣ.

А Саламатовъ, тотчасъ но уходѣ Прядильникова, сталъ приступать къ своему туалету. На немъ была коротенькая жакетка изъ желтаго, точно верблюжьяго, сукна. Животъ уходилъ въ широчайшіе домашніе шаровары изъ такой-же матеріи. Галстуха Саламатовъ у себя въ кабинетѣ не выносилъ. Камердинеръ подалъ ему вицмундирную пару необыкновеннаго изящества. Изъ-за лацкана выглядывала звѣзда. Но и въ этомъ Саламатовъ не смотрѣлъ чиновникомъ. Отложной воротничекъ рубашки, узкій галстучекъ и широчайшій вырѣзъ жилета — все это придавало ему видъ ожирѣлаго бонвивана, но не департаментской особы.

— Иванъ Пантелѣичъ, — сказалъ онъ камердинеру, когда тотъ натягивалъ на него вицмундиръ: — завтра приготовить шитый мундиръ со всею остальною сбруей.

Онъ подошелъ къ зеркалу, взъерошилъ щеткой и безъ того курчавые волосы, прыснулъ духовъ въ носовой платокъ и молодцовато понесъ свое брюхо черезъ залу въ переднюю.

— Барыня ушла? — спросилъ онъ камердинера.

— Ушли-съ.

У подъѣзда его ждала коляска съ парой караковыхъ.

Борисъ Павловичъ Саламатовъ принадлежалъ къ виднымъ особямъ новой зоологіи, народившейся на Руси. Онъ и ему подобные — настоящіе продукты бонапартова режима, только въ русскомъ вкусѣ. Такихъ людей дали цѣликомъ пятидесятые года. Въ это десятилѣтіе выработался ихъ типъ, сложился міръ ихъ интересовъ, позывовъ, инстинктовъ, организовалась вся та эксплуатація, которая нашла въ нихъ своихъ тузовъ.