Дельцы.Том I. Книги I-III

Зинаида Алексѣевна занимала всего одну комнатку. Содержала она ее чистенько. Въ ней не чувствовалось пустоты и заброшенности трактирнаго номера. На комодѣ лежали кое-какія вещицы, купленныя видимо для комнатки.

Раздѣвалась Зинаида Алексѣевна медленно, и когда легла въ постель, надѣвши кофточку и ночной чепчикъ, то не задула тотчасъ-же свѣчи, а оставила ее горѣть подъ абажуромъ. Лицо у ней продолжало пылать отъ выпитаго вина и мороза. Въ головѣ особенно не шумѣло, но мысли никакъ не могли улечься. Онѣ ветрѣлись около Саламатова. «Онъ большой грѣшникъ, — разсуждала Зинаида

Алексѣевна: — даже больше того: видно, какъ его увлекаютъ животныя страсти; но все-таки въ немъ есть что-то такое пикантное. Съ такимъ человѣкомъ очень занимательно сойтись…» Слово «занимательно» заставило Зинаиду Алексѣевну остановиться на вопросѣ: чего-же она ждетъ въ жизни, куда идетъ, на что надѣется? То, что она видѣла и испытала, возбуждало въ ней одно главное опасеніе: не остаться безъ какого пибудь, хотя-бы чисто внѣшняго, интереса, закиснуть въ прѣсной — житейской обстановкѣ, тянуть безвкусное будничное тягло. Она какъ-то особенно ясно чувствовала, что скоро скоро можетъ наступить эта минута. Любовь не владѣла ею. Ея встрѣчасъ Малявскимъ не заключала въ себѣ никакихъ задатковъ задушевнаго сближенія. Онъ не сумѣлъ и подчинить ее своему вліянію. Ужинъ и поѣздка къ Дороту показали ей, что она ни мало не стѣсняется проявленіями его удовольствія или неудовольствія. Настоящаго благородства идей и побужденій она въ немъ не чуяла. Напротивъ, задавши себѣ вопросъ: «способенъ-ли былъ-бы Малявскій хлопотать о ея дальнѣйшемъ сближеніи съ Саламатовымъ?» — она отвѣтила: «да, способенъ былъ бы, еслибъ находилъ, что это ему выгодно». Она видѣла, что Малявскій состоитъ у Саламатова въ адъютантахъ, хотя и старается показать, что онъ для Саламатова человѣкъ необходимый. Если-же онъ такъ или иначе связываетъ свою карьеру съ добрыми отношеніями къ Саламатову, то онъ, конечно, не станетъ препятствовать ея сближенію съ своимъ патрономъ.

И тутъ незамѣтно въ головѣ Зинаиды Алексѣевны стала проводиться параллель между патрономъ и его адъютантомъ.

«Что такое, въ сущности, Малявскій? — спросила она себя. — Мелкій спутникъ большой планеты. Онъ моложе годами и сухопарѣе, но въ немъ гораздо больше старчества и бездушія, чѣмъ въ Саламатовѣ. Саламатовъ хватаетъ, гдѣ можно, огромные куши и тотчасъ-же пропиваетъ ихъ: въ немъ есть, стало быть, ширь, какая-нибудь, хоть и грубая, поэзія; а Малавскій будетъ копить, добиваться мѣстъ и окладовъ, какъ истинный жрецъ златаго тельца и какъ истый карьеристъ».

Зинаида Алексѣевна очень обрадовалась слову «карьеристъ», которое она внервые услыхала отъ кого-то въ Петербургѣ. Оно какъ нельзя лучше подходило къ Малявскому.

«И что-же могу я ждать отъ такого карьеціста? На самоотверженную, горячую привязанность онъ не способенъ. Законнаго брака онъ мнѣ не предложитъ. Еслибъ онъ хотѣлъ, то уже предложилъ-бы его. Да я и сама не желаю связать съ нимъ судьбу свою. Если теперь въ нашихъ отношеніяхъ онъ такъ непривлекателенъ, то что-же будетъ, когда онъ сдѣлается мужемъ? Онъ будетъ дожидаться, когда я проживу мои послѣднія деньжонки, и тогда перестанетъ уже церемониться со мной и потребуетъ чего-нибудь реальнаго за ту поддержку, какую онъ согласится мнѣ оказывать… Быть содержанкой Иларіона Семеныча!.. Никогда!..»

Слово это Зинаида Алексѣевна выговорила вслухъ, послѣ чего задула свѣчу и перевернулась на боку, но продолжала думать на ту же тему.

«Неспособна я сдѣлаться его содержанкой, а жить сь такимъ сухаремъ и эгоистомъ… невозможно, да онъ и не захочетъ. Это можетъ повредить его карьерѣ.»

И чѣмъ дальше шли соображенія Зинаиды Алексѣевны, тѣмъ все безвкуснѣе становилась для нея перспектива интимныхъ отношеній съ Малявскимъ. Когда она забылась, въ сердцѣ ея не было уже ни капли, увлеченія его личностью.

А Иларіонъ Семенычъ, вернувшись домой, тотчасъ-же заснулъ. Онъ не имѣлъ привычки предаваться ночнымъ размышленіямъ. Онъ не подумалъ ни одной секунды о Зинаидѣ Алексѣевнѣ. Соображенія его ограничились только тѣмъ, что ему надо сдѣлать на другой день. Зинаида Алексѣевна недаромъ назвала его «карьеристомъ». Малявскій хотя и не шелъ по настоящей чиновничьей дорогѣ, но врядъ въ какой петербургской канцеляріи водился болѣе чистый типъ карьериста.