Дельцы.Том I. Книги I-III

— Вотъ за это дайте ручку. Я уже вамъ сказалъ, что вы une femme de race [11], съ вами пріятно потолковать. Наконецъ-то нарождается у насъ на Руси такая генерація женщинъ: умныхъ, бойкихъ, веселыхъ, безъ pruderie [12], желающихъ наслаждаться! Вѣдь я вамъ попросту скажу: отчего нашъ братъ, послѣ адской работы, пускается во вся тяжкія, безъ разбору, глотаетъ что попало, пьянствуетъ, просиживаетъ ночи напролетъ за зеленымъ столомъ, отчего? Оттого, что женщинъ нѣтъ!

— Вы, быть можетъ, и правы, — проговорила Зинаида Алексѣевна.

— Да какъ же не правъ! во мнѣ, коли вы захотите знать, два человѣка сидятъ. Вотъ это (в онъ указалъ на свой животъ) каждый видитъ; а мои лучшіе инстинкты, художественные, если я могу такъ выразиться, это все подъ спудомъ находится…

— Послушайте, — перебила Зинаида Алексѣевна: — вѣдь вы вашихъ адъютантовъ должны хорошо понимать?

Саламатовъ усмѣхнулся и громко перевелъ духъ.

— Какъ не понимать. Имъ всѣмъ мои денежные успѣхи поперекъ горла сидятъ. Но безъ такого народа намъ нельзя быть. Всѣ разница между ними и мной вотъ какая: я артистъ, я дѣйствую по вдохновенію, я никогда не знаю, что у меня выйдетъ путнаго изъ головы завтра; я просто живу и хочу жить; а жить такому человѣку, какъ я, очень дорого. Когда же мнѣ удается сдѣлать какой-нибудь дѣловой tour de force, это мнѣ доставляетъ артистическое удовольствіе. Они же непремѣнно думаютъ: какъ имъ выкарабкаться и попасть въ денежные люди. Ихъ жизнь постоянное разбереживанье себя, постоянный зудъ…

— А вамъ они нужны? — перебила опять Зинаида Алексѣевна.

— Конечно, нужны… Да ужь позвольте и васъ на откровенность вызвать… Вы возлагаете какія-нибудь надежды на Малявскаго?

— Вы думаете, что я въ него сильно влюблена?

— Однако, entre nous… я по-товарищески съ вами говорю; вы бы не пріѣхали съ нимъ ужинать, еслибъ…

— Еслибъ что?

— Ну, еслибъ не были съ нимъ болѣе или менѣе близки.

— Онъ меня заинтересовалъ и я съ нимъ сблизилась немножко… такъ… по-дѣвичьи.

Зинаида Алексѣевна выговорила это слово не конфузясь. Въ головѣ у ней начинало уже шумѣть.

— Не больше? — спросилъ шопотомъ Саламатовъ.

— Не больше, — твердо выговорила она.

— И вы имѣете на него серьезные виды?

— Виды? Нѣтъ! Онъ не глупъ, у него есть бойкость, онъ хорошо говоритъ, когда захочетъ.

— Онъ пойдетъ впередъ, — добавилъ Саламатовъ: — карьеру свою сдѣлаетъ.

— Да вы развѣ думаете, что меня человѣкъ можетъ увлечь только тѣмъ, что выкарабкается?

— А какъ же вы говорили за ужиномъ, что для васъ только и занимательны тѣ, кто покрупнѣе?

— Ну-да; но врядъ-ли Иларіонъ Семенычъ изъ очень крупныхъ. Онъ весь свой вѣкъ будетъ адъютантомъ. У него и наружность такая. Безъ васъ онъ какъ разглагольствовалъ, а явились вы, вотъ онъ и стушевался… А отчего? оттого, что вы просто живете, а онъ пыжится, кобенится, старается… оттого, что у него зудъ, какъ вы говорите…

И она разсмѣялась. Саламатовъ вторилъ ей, и ея рука незамѣтно очутилась въ его бѣлыхъ, пухлыхъ рукахъ. Его жаркое дыханіе, пропитанное винными испареніями, доходило до ея лица, но ей не дѣлалось противно… ей захотѣлось даже подурачиться съ этой тушей, заставить ее выдѣлывать какія-нибудь глупости.

— Да, вы занимательный экземпляръ, — заговорила она замедленнымъ голосомъ.

— Опять экземпляръ! И, право, обижусь!

— У меня это хвалебное слово! Экземпляръ, это больше, чѣмъ обыкновенный смертный.

— Занимательности одной мало…

— На первый разъ очень довольно, — игриво отвѣтила Зинаида Алексѣевна и вдругъ задумалась.

Ей представился Малявскій. Что-то похожее на симпатію всплыло въ ея сердцѣ, и она спросила себя: «что-же я это выдѣлываю?» но сейчасъ же улыбка явилась на ея яркихъ, насмѣшливыхъ губкахъ и мысль ея отлетѣла отъ Малявскаго, который въ эту минуту стоялъ съ Воротилинымъ наверху, на террасѣ, выходящей въ зимній садъ.

— Вы сильно втюрились въ эту мамзель? — спросилъ Ипполитъ Ивановичъ у него.

— Эхъ! всѣ онѣ на одинъ подборъ, — зѣвая отвѣчалъ онъ и потянулся: — такъ, заинтересовала меня немножко въ маскарадѣ, оттого, что болтать умѣетъ.

— А его превосходительство, кажется, сильно пріударилъ.

— Ну, да тутъ сразу не добьешься ничего.

— Это его только раззадоритъ.

— Ужь если такая дѣвица согласится заступить мѣсто Авдотьи Степановны, такъ она дастъ себя знать.

— И я такъ же смекаю… Только жаль, что оная мамзель отняла у насъ слишкомъ много времени сегодня. Вотъ француженки на это лучше: перепьются и начнутъ между собою ругаться, а тутъ можно вольнѣе дѣловые разговоры вести. Его превосходительство чувствуетъ себя въ малинѣ и навѣрно войдетъ въ наше дѣло.

— Это отчего?…

— Выторговать у васъ мамзель!

Малявскій хотѣлъ было сдѣлать негодующее движеніе, но воздержался.

— Товаръ этотъ не моя собственность…

— Ну, ужь вы, пожалуйста, не заговаривайте… Кто-жь этому повѣритъ?

— Не вѣрьте. Если его превосходительству удастся вкусить отъ древа познанія добра и зла, тѣмъ лучше для него.

— Да вы развѣ питаете къ этой дѣвицѣ большую жалость?