В тюрьме после всех этих безумных криков воцарилась тишина. Там наверняка посчитали, что это привезли новых арестантов.
Когда глаза привыкли к темноте, Росс понял, что они стоят в коридоре. С одной стороны то самое окно пропускало слабый свет угасающего заката, а с другой – располагались камеры, которые правильнее было бы назвать клетками. Всего три или четыре, и все очень тесные. Свеча наконец разгорелась, и Росс увидел, что самая просторная камера не больше трех ярдов в поперечнике. И в каждой камере примерно по дюжине заключенных. Жуткие лица смотрели на них сквозь прутья.
Дуайт прикрыл нос платком и начал спускаться.
– Очаг эпидемии, – сказал он. – Боже, какое унижение человеческого достоинства! Эй, здесь есть канализация? – спросил он, обращаясь к тюремщику. – А дымоход? Хоть какую-то медицинскую помощь им оказывают?
– Эй, джентльмены, – подал голос от двери тюремщик, – тут они все сплошняком больные. Мы так и сами скоро заразимся. Лучше уйдем отсюда, а завтра днем вернемся.
– В какой камере Картер?
– Почем я знаю. Я их друг от друга-то не отличаю, да поможет мне Господь. Сами ищите.
Росс подтолкнул вперед тюремщика с лампой в дрожащей руке и пошел следом за Дуайтом. В последней, третьей, клетке содержалось полдюжины женщин. Им едва хватало места, чтобы лечь на пол. Грязные, истощенные, в изодранных лохмотьях, словно восставшие из могил, они визжали и кричали, как чайки, – те, кто мог стоять, – и просили хлеба и денег.
Потрясенный этой картиной, Росс вернулся к Дуайту и тюремщику.
– А ну тихо! – крикнул он, чтобы унять разгалдевшихся заключенных.
Шум постепенно смолк.
– Есть среди вас Картер? – громко спросил Росс. – Джим, ты там?
Ему никто не ответил.
Потом тихо загремели цепи, и кто-то сказал:
– Здесь он. Только говорить не может.
Росс подошел к средней клетке:
– Где он?
– Вон там.
Похожие на чертей заключенные отошли от решетки. Лампа тюремщика осветила два или три тела на полу.
– Он мертв?
– Нет, но тот, который рядом, помер. Картера уже давно лихорадит, да еще рука…
– Подтащите его к решетке.
Заключенные подчинились. Росс смотрел на Джима и не узнавал его. Худое, как у скелета, лицо с длинной спутанной бородой было покрыто красной сыпью. Джим постоянно подергивался и бормотал что-то нечленораздельное.
– Петехиальная сыпь, – тихо произнес Энис. – Похоже, кризис уже миновал. Как давно он болен?
– Почем нам знать, – сказал один из арестантов. – Мы тут счет дням потеряли. Сами понимаете. Может, с неделю.
– Что у него с рукой? – резко спросил Дуайт.
– Это мы кровь пускали. Хотели остановить лихорадку, – ответил тот же арестант. – Не повезло парню – рука загноилась.
Доктор долго смотрел на Джима, потом перевел взгляд на арестанта:
– За что ты здесь?
– О, не думаю, что мой случай вас заинтересует, – ответил тот. – Хотя при других обстоятельствах я бы мог поразвлечь вас рассказом на часок-другой. Тот, у кого не имеется наследственных привилегий, порой вынужден добывать средства к существованию методами, которые позволены только людям вашего положения, сэр. Естественно, что…
Росс не дал арестанту договорить.
– Открой дверь, – велел он.
– Что? – не понял тюремщик. – Это еще зачем?
– Я забираю этого человека. Ему необходима помощь врача.
– Ага, да только он срок свой отбывает, и я ничего не…
– Черт тебя возьми! – Росс начал закипать от злости. – Делай, что говорят!
Тюремщик попятился к клетке и огляделся по сторонам в поисках путей к отступлению. Бежать было некуда. Он снова встретился взглядом с Россом, быстро развернулся, дрожащими руками подобрал нужный ключ, открыл клетку и, весь взмокший от пота, поскорее отошел в сторону.
– Вытащите его, – сказал Росс.
Дуайт и тюремщик зашли в клетку. Земляной пол был скользким от испражнений. К счастью, Джим не был скован кандалами ни с кем из заключенных. Доктор с тюремщиком подхватили его под руки и выволокли из клетки, а потом из тюрьмы. Джима уложили на сочную траву, а надзиратель поплелся обратно, запирать двери.
Дуайт промокнул платком лоб Картера.
– И что теперь? – спросил он. Доктор посмотрел на жалкое подобие человека, лежавшего возле его ног. Потом несколько раз глубоко вдохнул свежий вечерний воздух, который был подобен благодати, ниспосланной Господом.
– Каковы его шансы, Дуайт?
Доктор сплюнул несколько раз:
– Лихорадка его скоро отпустит. Но вмешательство этого идиота… Впрочем, он сделал все, что было в его силах. На руке началась гангрена.
– Мы должны где-то спрятать Джима на ночь.
– Ну, в «Белом олене» его точно не примут. С тем же успехом можно попросить их приютить прокаженного.
Тюремщик к этому времени уже запер тюрьму. Он стоял у дверей, зло поглядывал на Росса и Дуайта, но ближе не подходил.
– Надо найти какой-нибудь сарай. Или комнату. Не все же такие бесчеловечные, Дуайт.
– Когда речь заходит о лихорадке – практически все. Это инстинкт самосохранения. Для нас единственный выход – конюшня. Где-нибудь неподалеку. На случай, если тюремщик решит сообщить о наших действиях своему начальству.
– В городе должна быть больница.
– Ни одна больница не примет такого пациента.