Демидовы: Столетие побед

Отношения с местной администрацией, с коллегиями и их местными органами не требовали после смерти отца столь существенной корректировки, как отношения с царедворцами. С представителями центральных и местных госучреждений Акинфий тесно общался еще будучи в тандеме вторым. Как мы уже отмечали, первый Демидов позволял ему от имени фирмы вступать в деловую переписку. На этом уровне с ним считались куда в большей степени, чем с младшим братом в оставленной Туле. Акинфий, несомненно, обладал не меньшим талантом управлять людьми, чем его отец, и, как и он, прибегал при необходимости к разного рода средствам манипулирования ими. Кроме того, он прекрасно умел учиться на своих ошибках, что в сочетании с постепенно ослабевавшей горячностью делало его почти непобедимым бойцом.

Яркий пример сказанного видим в событиях, связанных с завершением истории конфликта Демидовых с Татищевым.

Смерть Никиты Демидова и отъезд Татищева в Швецию замедлили их ход. Заводчик умер в ноябре 1725 года — именно тогда, когда Вышний суд заслушивал мнение Геннина по его с Татищевым делу[329]

. Последнее слово оставалось за императрицей — ей собирались отправить и экстракт решения суда, и мнение Геннина. В этой точке дело могло замереть на годы.

Возвратившийся в Петербург в начале мая 1726 года, Татищев его подтолкнул. Почти сразу, в июне, он подал челобитную, в которой писал о «пагубной клевете» Демидова, стремившегося без причины его погубить. За верную и прилежную службу Татищев надеялся на милость государя. Вместо этого вызнал его гнев, из-за чего и здоровья лишился, и «едва живот удержал». Пока шло следствие, ему долго не платили жалованья, он вынужден был влезть в долги. Татищев подчеркивал, что Вышний суд оправдал его и будто бы «за невинное терпение и разорение» приговорил «учинить» ему награждение. По его словам, отпуская в Швецию, выдать награждение обещал ему и Петр[330].

Резолюции на эту челобитную не последовало (по мнению А.И. Юхта, не без влияния Меншикова), но Акинфий Демидов, оповещенный о ней, обоснованно забеспокоился. Как повернется дело дальше — было не ясно. Возможно, лучшим для него шагом в этой неудавшейся интриге было заключение мирового соглашения. В случае утверждения приговора оно не отменило бы штрафа (назначенного не за обиды Татищеву, а за нарушение Демидовым правил подачи жалоб). Больше того, оно подразумевало дополнительные расходы — следовало что-то заплатить обиженному. Но, заключенное сейчас, оно погасило бы активность Татищева, подталкивавшую утверждение приговора. Руководствуясь, возможно, такими соображениями, Акинфий написал письмо Меншикову, в котором описывал свое видение ситуации и советовался по ее поводу. Приговор, подчеркивал Акинфий, учинен в Вышнем суде до ознакомления с мнением Геннина (намек на то, что в противном случае он был бы другим, что, заметим, вполне возможно). Но даже и в нем «того не показано, чтоб ему, Василию Татищеву, какую награду учинить». Трудно сказать, какой выход из положения — мир или продолжение войны — в действительности предпочел бы Акинфий[331]. Судя по письму, он был готов на мировую (инициатором которой, по его словам, выступил Татищев), соответственно, был готов «хотя ему что и дать — быть так». Закрытие темы ценой умеренных расходов вполне его устраивало. Война — это новые жалобы Татищева, новые обращения к покровителям с целью эти жалобы нейтрализовать. Но в выборе решения он полагался на мудрость патрона: будет так, «как ты, государь, о сем соизволишь»[332]

. По мнению Юхта, решающее слово сказал именно Меншиков, очевидно, посоветовавший мириться.

Сделка состоялась во второй половине февраля или в марте 1727 года. Сумма заплаченного отступного неизвестна: Демидов писал, что Татищев просил у него две тысячи рублей, пострадавший много позже упоминал о сумме в три раза большей. После расчета заводчик попросил Татищева подать новую челобитную, что тот и сделал, написав в ней, что «добровольно помирился» с Акинфием и его матерью (вдовой обидчика) и в дальнейшем ни он, ни его наследники впредь дела по этому предмету обязуются не возбуждать. О состоявшемся мире с господином советником Татищевым Демидов в апреле информировал Меншикова[333].

Итак, Акинфий Демидов потерпел поражение. Но, во-первых, кашу с Татищевым заварил не он. Во всяком случае, все действия, после которых дело уже нельзя было повернуть назад, предпринимал отец. Если Демидовы допустили в этой истории ошибки, то более чем наполовину это были ошибки отца. Во-вторых, нет худа без добра. Раньше за контакты с VIP-персона-ми отвечал отец. Лишившись налаженных связей, Акинфий первое время, можно думать, чувствовал себя не так уверенно, как прежде. Судьба послала ему случай, мобилизовав дипломатические способности, наладить отношения с наиболее актуальным «милостивцем» — в данном случае с Меншиковым.