Демон

Я ЕМУ НЕ ПОВЕРИЛА. Конечно же, нет. С таким же успехом он мог бы назвать меня Джеком Потрошителем. Может быть, у меня и слабая память, но я бы знала, если бы была воплощением женского зла.

Ведь как ни странно, я помнила все эти истории. Источниками информации о Лилит были мифы. Лилит, Месопотамский штормовой демон. Ламия, предвестник несчастья, которая пожирала детей и сводила мужчин с ума, королева бесплодия и хищной сексуальности, королева ночи и ветра. Ламия, хищник. А также известная как первая жена Адама, которая была проклята и изгнана, чтобы возлечь с демонами и убивать детей.

Теперь я дрожала, и мне не нужно было этого скрывать. Мне удалось вернуться в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Я прислонилась к двери спиной, с оцепенелым ужасом оглядывая серость вокруг. Это же неправда. Это не могло быть правдой.

Но… я бежала от младенцев, уверенная, что они умрут, если я останусь рядом с ними. Это не имело никакого смысла, но в обрывках моих различных жизней я могла вспомнить, что ввергало меня в бегство. Больной младенец. Или возвращение теней. Или Азазель, который наблюдал и ждал возможности забрать меня. И как долго он преследовал меня? Как долго он ждал, прежде чем забрал меня?

Я соскользнула на пол, жалея, что не могу плакать. Я никогда не плакала — могут ли демоны плакать? Но я же человек! Мне хотелось закричать. Я истекала кровью, я любила, я ненавидела. Я ненавидела Азазеля с такой неистовой страстью, что могла прожечь окружавший его лёд. Но демоны однозначно могут ненавидеть.

Больше во мне не было ничего обычного. У меня не было ни семьи, ни прошлого. Я вообще держалась подальше от мужчин, хотя они имели склонность уделять мне слишком много внимания. Если бы я была некой извечной соблазнительницей, то, конечно же, у меня была бы куда лучше сексуальная жизнь, а не та неудовлетворительная связь, которую обеспечивал мне Рольф.

Но это была ещё одна подсказка, не так ли? Почему я не могу вспомнить больше мифов о первой жене? Почему её изгнали? Она не ела яблоко. Таково было преступление второй жены, узурпатора…

Господи, да что же со мной такое? Хотя как феминистская икона Ева оставляла желать лучшего, моё холодное презрение было… личным. Эта абсурдная история никак не могла быть правдой. Если я правильно помню, то эти истории заканчивались тем, что противоречили сами себе. Некоторые источники видели Лилит как образ богини, зрелой, любящей и могущественной, в то время как другие видели пожирающего демона. Эти источники, вероятно, были разделены по половому признаку — патриархальные историки никогда не любили сильных женщин.

Но почему я так много об этом знаю? Ранние мифы едва ли были общеизвестны. Что заставило меня изучать эти вещи? Если, конечно, это были полученные знания, а не какие-то древние воспоминания.

Нет, он ошибался. И я это знала. Неудивительно, что он ненавидел меня, относился ко мне с таким презрением. Неудивительно, что он считал, что я заслуживаю казни и ничего больше. Но он ошибался. Он перепутал меня с кем-то другим.

Чем больше я боролась с этим, тем сильнее правда наносила ответный удар. Его поцелуй пробудил что-то, какое-то скрытое воспоминание, которое я всё ещё отказывалась воспринять. Я почувствовала это вместе с приливом желания. Правда пришла вместе с ним, ворчливым, ненавистным автостопщиком, которого я всё ещё избегала.

Кровать на противоположном конце комнаты казалась слишком большой, слишком далёкой, слишком высокой, чтобы в неё можно было забраться. Я попыталась встать, но это было уже слишком. Перебор. Я свернулась калачиком на ковре, подложив руку под лицо. Мои глаза были сухими, хотя сейчас было самое время для слёз. Но я не могла вспомнить, чтобы я плакала когда-либо. Я крепко зажмурила глаза, желая, чтобы слёзы потекли, но глаза оставались сухими. А потом я просто закрыла их. Если я не могла заставить себя заплакать, то, по крайней мере, могла заставить себя заснуть, и я уснула, уступив тьме.

АЗАЗЕЛЬ ОПУСТИЛ ВЗГЛЯД на демоницу, свернувшуюся калачиком на твёрдом полу. Она не была похожа на сказочное чудовище. Она была похожа на женщину, на человеческое существо со всеми присущими ей слабостями и удивительной силой. Любовь к человеческой женщине привела его к падению, стала причиной ужасного проклятия. Потеря человеческой женщины поставила его на колени. Женщины были для него не менее опасны, чем демоны, а может быть, и более. Печальная, потерянная женщина могла проникнуть под его броню, прикоснуться к нему, когда он хотел быть неприкасаемым. Он мог бороться с властью силой. Уязвимость была ещё большей опасностью.

Он наклонился и легко поднял её на руки, наложив на неё Благодать сна, когда она пошевелилась. Он понятия не имел, как его способности повлияют на неё. Насколько он знал, благодать могла привести её в состояние гиперактивности. Но она склонилась к нему, глубоко заснув, стоило благодати коснуться её и, отнеся к кровати, он осторожно положил её.