Демон

Что бы он сейчас ни сделал, это не разбудит её, по крайней мере, в течение восьми часов. Он использовал её состояние с пользой, снимая с неё одежду и осматривая её слишком человеческое тело в поисках признаков Лилит. Её грудь была маленькой, но совершенной формы, и она идеально подходила его рукам, как он и предполагал. Мягкие завитки между ног были такими же красно-золотыми, как и её волосы, а ноги длинными, бёдра слегка округлыми. У неё было тело молодой женщины, а не искусительницы, и он подумал, а не ошибся ли он.

Он одел её в одну из предоставленных ему ночных рубашек, застегнув ряд крошечных пуговиц до самого подбородка. Её рыжие волосы ярко вспыхнули на фоне неясной серой комнаты, и он смахнул прядь волос с её лица.

Нет. В тот момент, когда он попробовал её на вкус, он понял, что она была его Немезидой, его проклятием, его роком, его искуплением. Если он победит её власть над собой, то докажет, что надежда есть. Что пророчества могут лгать или быть изменены. Он сделает так, как велел ему Белох, потому что у него нет выбора. Он переспит с демоницей и отвернётся потом от неё без малейшего сожаления.

И он будет свободен.

Я ГРЕЗИЛА. Я погрузилась в сон, завернувшись в безопасность и обняв её мягкое богатство, желая зарыться в безмолвный комфорт. Пока я оставалась там, никто не мог причинить мне вреда. Враги отступят назад, жестокие сердца смягчатся. Лёд растает.

Я чувствовала на себе чьи-то руки. Его руки, и я знала, что эти руки никогда прежде не касались меня. Они были твёрдыми и холодными на моей коже, и я хотела потянуться к нему, раскрыть свои объятия и ноги, впустить его в себя, прижать так крепко, как только смогу, чтобы удержать темноту на расстоянии.

А потом я поплыла дальше, глубже в бездну, и почувствовала детей, младенцев в своих руках. Милые новорождённые, спящие малыши, беспомощные младенцы, завернутые в мои нежные, защищающие руки и улыбающиеся мне. Я ворковала над ними, щекотала их под подбородком, целовала их мягкие, сладкие лбы и крошечные носики и вдыхала их сладкий детский запах.

И я несла их так осторожно, к тому же месту на вершине горы, и передавала их в ожидающие руки матери-богини, у которой было множество имён, и в моём сне я плакала по ним слезами, которых я была лишена в жизни.

Я не убивала их, не душила, не крала дыхание. Жестокость природы и недостижимый Бог сделали это. Я была там только для того, чтобы утешать их, петь им песни, приводить их домой к матери-богине, пока они не будут готовы возродиться снова, чтобы в следующий раз прожить полную жизнь.

Облегчение охватило меня, даже в глубоком сне. Я была невиновна в самом страшном из преступлений, в котором меня обвиняли. В этом был проблеск правды.

Я не была искусительницей, соблазнительницей, волшебницей сексуальности и наслаждения. Эта правда тоже была искажена. Я была сущностью желания, которое никогда не могло быть исполнено. Я всегда искала, искала то, что должно было стать моим. То, что будет моим до конца вечности, хотя я понятия не имела, что это такое. Время было бессмысленным. Час шёл за часом, столетие за столетием, и я бродила, ища то, что ускользало от меня. Крылатое существо, которое соединится со мной душой и телом.

Потому что у меня была душа. Что бы ни говорили мои враги, моя душа была сильна и добра, даже когда я совершала вековое покаяние, хотя мои преступления всё ещё терялись в тумане памяти. Я была сильнее проклятий, которые давили на меня. Я останусь сильной перед лицом моих врагов.

Я сдвинулась, пошевелилась во сне и снова почувствовала на себе чьи-то руки. На этот раз они не были настоящими, хотя это были те же самые руки, холодные, твёрдые и безличные, когда они касались моего тела. Затем они замедлились, когда его пальцы ответили на сильный жар моей кожи и скользнули вниз по изгибу моего бока, почти отрешенно, обхватили мою талию, ладони прижались ко мне, обхватив мои бёдра.

И его губы последовали за руками, он лицом прижался к моему животу, поклоняясь мне, и я выгнула спину, принимая его, мои руки обвились вокруг его шеи, мои пальцы зарылись в его длинные чёрные волосы. Я притянула его к себе и поцеловала от всего сердца, а он раздвинул мои ноги, и я была влажной, горячей и готовой, желая его, нуждаясь в нём.

А потом он перевернул меня так, что я оказалась на нём, оседлав его, и я взяла его, опускаясь на твёрдую плотную плоть его наслаждения, издавая тихие звуки скрываемого удовольствия, когда он наполнил меня. Я искала это целую вечность. Это было то, что сделало меня целой. Этот человек. И кульминация потрясла меня, вывела из самых глубоких слоёв сна, и я поняла, что была одна и всегда была одна.

Я попыталась пошевелиться на гладких, мягких простынях, но оказалась в ловушке под тяжестью сна. Я не могла дотянуться до него — его там не было. Всё, что я могла сделать, это лежать и чувствовать, как слёзы жгут и испаряются в моих сухих глазах.

— Лилит, — прошептал он мне на ухо, но я проигнорировала его, хотя мне хотелось повернуться и притянуть его к себе. — Лилит.