Демон

Госссподи, она так долго не брала трубку. И все это время у него было чувство, будто желудок поднялся к горлу, и он надеялся, что ее не будет дома, и в то же время ему хотелось с ней поговорить, потому что он откуда-то знал: только их разговор сможет унять это странное беспокойство, донимавшее его весь день. Она все же ответила на звонок, но прошло так много времени, что пальцы Гарри, судорожно сжимавшие трубку, начало сводить судорогой.

Потом – неловкое, сбивчивое «привет, как дела?», и мучительно выдавленные извинения, и трясучка внутри, а затем – постепенное расслабление, и пальцы уже не сжимают трубку до боли в суставах, и он поудобнее садится на стуле… и Линда смеется, и они разговаривают долго-долго, а когда разговор наконец завершается, Гарри почти и не помнит, что говорил сам и что говорила она, но точно знает, что теперь все хорошо. Внутри все спокойно. Разве что где-то в самой глубине мерцает искорка радостного возбуждения, которая как будто становится ярче, когда он думает о ее смехе. Гарри весь вечер думал о Линде.

6

Уэнтворт не шутил, когда грозился завалить Гарри работой. Ее действительно было много, и Гарри прямо расцвел. Он частенько задерживался в офисе допоздна, хотя никакой необходимости в этом не было, просто ему не хотелось бросать начатое на середине.

Произошло и еще одно важное изменение. Теперь Гарри жил почти как монах, давший обет безбрачия – по крайней мере, по сравнению с тем, как оно было раньше. Не то чтобы он сознательно отказался от плотских утех, дав себе клятву, что больше такого не будет; он по-прежнему ни в чем себе не отказывал, но теперь все воспринималось иначе. Бывали дни, когда он по вечерам сидел дома, читал книги или учебники по менеджменту, иногда даже пару вечеров подряд (родители тихо радовались в надежде, что сын начал остепеняться), а отрывался на выходных. Кстати сказать, было несколько выходных, когда он и вовсе не думал о том, чтобы завалить в койку очередную бабенку – так случалось не часто, но все же случалось.

И была еще Линда… Владычица смеха. Чувства, которые Гарри испытывал рядом с ней – или когда о ней думал, – приводили его в замешательство, прежде всего потому, что он никогда раньше не переживал таких чувств. Но со временем он с ними свыкся, и они перестали его беспокоить, и в какой-то момент стало ясно, что они ему даже приятны. Возбуждение было, однако не было внутреннего напряжения. На самом деле, он сам не знал, что именно чувствует по отношению к Линде, зато точно знал, чего он не

чувствует. Знал, чего не хватает, и совершенно без этого не страдал.

Иногда они вместе обедали или ужинали, ходили в кино или в театр, и каждый раз это было приятно и весело. Да, весело. Вот верное слово. Не лихорадочно-истерическое веселье уикендов на Файер-Айленде, не громкие вопли во время софтбольного матча или боксерского поединка, не стремительный разовый перепихон со случайной знакомой, когда надо успеть все закончить и смыться раньше, чем домой придет муж… это было вообще ни на что не похоже. Все прежние значения этого слова совершенно не подходили к тому, что Гарри чувствовал в присутствии Линды, и все-таки именно «весело» приходило на ум, когда он размышлял обо всем, что они делали вместе.

Весело… просто гулять по городу, глядя по сторонам или не глядя, молча или о чем-то беседуя… Да… Весело кормить белок орехами. Весело смотреть постановку Шекспира в Центральном парке. Весело спорить о политике с чуткой и сердобольной женщиной либеральных взглядов… Нет, так не бывает. Что веселого в политических спорах? И все-таки эти споры – собственно, даже не споры, а просто беседы – как их ни назови, все равно это… весело. Да. По-другому не скажешь. С Линдой Смеющейся всегда весело. Госссподи, что за нелепость?! Проводишь с женщиной так много времени, и после всего в голове остается лишь одно слово: весело. Совершенно нелепо. Но так и есть. Весело. Весело.

С началом осени Гарри вернулся на курсы повышения квалификации, так что теперь два вечера на неделе были заняты учебой. В один из дней лекции начинались довольно поздно, в восемь вечера, и Гарри обычно ужинал с Линдой, и они неторопливо общались за кофе, пока ему не пора было бежать за занятия.

На курсах Гарри учился отлично, даже лучше, чем раньше. Он сам поражался своим успехам, потому что вроде как не особенно-то и старался, во всяком случае, старался не больше обычного, однако если судить по оценкам, усердия было приложено явно немало. При этом он совершенно не напрягался и проявлял искренний интерес к учебным предметам. Хотя бы уже потому, что знания, полученные на курсах, будут способствовать его скорейшему продвижению вверх по карьерной лестнице.