— Я убил его и сам пришёл в банк, — безразлично произнёс Базил и сделал очередной глоток чая.
Комната ненадолго погрузилась в молчание.
— Как именно вы его убили?
— Мы жили рядом. В то утро я проснулся пораньше и стал ждать, когда появится Гошер. Тот отправился ещё до рассвета, я пошёл следом. Напал сзади, пырнул ножом пару раз. Ничего особенного.
— Но ведь Гошера должны были ожидать? Старик его видел. Разговаривал с ним. Как вам удалось провернуть весь фокус?
— Это оказалось не так уж и сложно. Хотя поначалу я боялся до чёртиков. Когда Гошер рассказывал о своём везении, он рассказал всё в мельчайших подробностях. Старик, хоть и был в своём уме, плохо запоминал то, что не касалось денег. Гошер поражался, что, несмотря на незаурядную память, тот так и не смог запомнить его имя. Называя то так, то эдак. Да и зрение его было слабым. Почти ослеп, крот. Потому и решил отойти от дел. В общем, промучив Гошера несколько часов, он объявил, что тот принят. Велел явиться на следующий день прямо в банк, назвать имя сына и сообщить тому, что он и есть его новый помощник. По всему выходило, что самого деда на месте не будет. А если и появится, не вспомнит имени, а лица-то он толком и не видел.
— Но как же вы, господин Базил, собирались работать в банке? Гошер ведь учился.
— И я немного. Пусть я не ходил в школу, но Гошер часто просил его спрашивать, так что в книги заглядывал регулярно, читать-то я умел благодаря газетам, да и его нудный гундёж слушал каждую ночь. Так что кое-что запомнил, а остальному собирался научиться в процессе. Все ведь так учатся. Документы его рассмотрел старик, целый час в стёклышки разглядывал, и остался доволен. Ничего другого не требовалось.
— Пусть так. Но неужели никто ничего ни разу не заподозрил?
— Сын старика, господин Партвод, часто орал на меня почём свет стоит и называл идиотом, коря отца, что тот совсем выжил из ума, раз подсунул ему такое ничтожество. Поначалу я то и дело ошибался. И всё ждал, когда же он меня выгонит, но этого так и не случилось. Оказалось, он сам ждал целую вечность, когда старик уступит своё место и отстанет от него со своими нравоучениями, так что стерпел и меня. А сейчас я уже в состоянии делать что требуется.
— Значит, ты убил лучшего друга ради работы получше?
— Да, — спокойно согласился Базил. — Я не хотел этого делать, но не мог упустить такой шанс. Это же всё равно что в лотерею выиграть. Гошера было жаль, мы давно знали друг друга. Но, рано или поздно, ему бы всё равно не сносить головы. Честностью не проживёшь. Я оказался прав. Так оно и случилось.
От простых истин Базила меня замутило. Убить друга ради тёплого места, да ещё зная, что может и не получится ничего. Ради шанса, возможности. Просто попытать удачу, расплатившись чужой жизнью. Замарать в крови руки ради этой несчастной комнатки с диваном, столом и креслом…
— Идём, Тэг. Кажется, мы узнали всё, что нужно.
Не помню, как мы спускались. Не помню, как оказались снаружи. Надо мной резко распростёрлось ночное небо, полное ярких холодных звёзд. Ярость клокотала внутри.
Я никак не мог взять в толк. В этом мире — огромном, почти бесконечном. Удивительном, стремительном и невообразимом. Можно убить лучшего друга за пару кусков мебели и пару лишних яиц на завтрак? Такова стоимость людской жизни?
Карета доставила нас обратно к дому господина. Говорить мне не хотелось. Я пожелал спокойной ночи ещё в коридоре и быстро вернулся в свою комнату. Сел на кровать, затем вскочил, распахнул шторы, и снова сел, обнимая колени.
Как вообще устроен этот мир? Этот и тот?
За окном расцветало утро Навистрала.
Почему Нерме был готов меня убить? За что? За что он перестал считать меня другом? За то, что я решил поступить иначе? Так, как считал нужным? Но разве я был виноват в том, что для меня всё видится по-другому? Я не винил его и не лез, когда он сделал свой выбор. Почему же я был виновен в своём?
Я, конечно, знал, что мир опасен и суров, но всё же… всё же надеялся, что люди разные и есть те, кому верить можно. Например, друзьям.
Была ли дружба вообще? У меня и Нерме? У Гошера и Базила? Или люди неверно понимают дружбу, наделяя её качествами и свойствами, которые ей на самом деле несвойственны? И дружба для всех разная. Для некоторых она ничего не стоит. Пустой звук.
Мне было невыразимо грустно и одиноко.
В дверь раздался стук, заставивший меня вздрогнуть. Я не ответил — страшно было отвечать. Было страшно от всего, хотелось стать невидимкой.
— Можно? — в комнате показался господин Эйриг.
Я не мог отказать хозяину дома и потому кивнул. Он подошёл ближе, сел рядом.
Говорить я по-прежнему не мог. В груди свербела боль. Сам бы убил, удавил бы этого Базила собственными руками. Вот же змей подколодный! Друг называется!
Мы вдвоём уставились в окно, за которым разгорался новый день.
— Мне жаль, что история Гошера тебя так расстроила.