Демон спускается с гор

Костер трещал, но не давал тепла. Дахэ бурчала что-то себе под нос, вновь растеряв самодовольство. Ей уже не было дела до Айсэт. Она выговорилась и иссякла, погрузилась в странную дремоту, в которой причмокивала губами и изредка просила мать принести ей хотя бы яблочко. Айсэт выставила в сторону испыуна пятерню, как делала в детстве, чтобы измерить обманчивое расстояние до тени, в которую хотела войти, и он растаял между пальцами. Дахэ чудилась Зугра, бегающая вокруг дочери в страстном желании угодить, а Айсэт – лесная ведьма, и ее каменный дом на поляне.

Ручей продолжал роптать, огонь – гореть, Шариф – лежать неподвижно, Дахэ – считать ее ведьмой. А лес – обманывать.

Ночь рассыпала звезды над поляной. Забылась и бросила всю горсть над их убежищем. Звезды зацепились за ветви деревьев, вылились молочной дорогой, луна повисла прямо над костром. Выбелила листья, траву, Шарифа и скорчившуюся фигуру спящей Айсэт. «Не выдержала, – фыркнула про себя Дахэ, – сомкнула бдительные очи».

Дахэ проснулась от яркого света. Полная луна не давала ей спать и дома. В сны вплетался тихий зов, и Дахэ резко садилась на кровати, озиралась по сторонам, пыталась ухватиться за повторяющееся имя, что пробиралось из сновидения в явь. «Дахэ, – настойчиво, хоть и едва слышно, ее звал мужчина. – Дахэ». Не Тугуз, он и без того всегда звучал в ее сердце, чужак. Дахэ смотрела сквозь плетень стены на полную луну всю оставшуюся ночь и засыпала, лишь когда корова протяжным стоном призывала мать подоить ее.

Сейчас она проснулась от мелодии, которую порождал звездный путь. Под руку попала ветка. Дахэ схватила ее, швырнула в костер, слишком поздно поняв, что бросила в пламя свирель. Она сжала зубы, чтобы не крикнуть от досады, но бросок не удался, свирель упала перед костром – и искры вскинулись с треском, повторили злое шипение Дахэ.

– Вот и лежи там, – прошептала она. – Нечего…

Дахэ осеклась. Взгляд уперся в испыун и девчонку, сидящую у его входа.

Дурочка Айсэт не спятила.

Девчонка протягивала Дахэ еще одну луну – браслет.

– Иди сюда, – поманила Дахэ девочку. – Не бойся, у меня есть угощение.

«Я полна горького меда и крови, – подумала Дахэ. – Что тебе больше по вкусу?»

– Ты великанья дочь? Или дитя нагучицы? – Дахэ гладила речью, когда из этого мог выйти толк. – Почему ты совсем одна в лесу? Иди же скорее к костру, милая, согреешься.

Подол платья девчонки слегка колыхался, испыун дышал ей в спину, огромный и кривой, с проломленной крышей и изрезанными трещинами стенами. «Плохой человек не может провести ночь у каменного дома», – бросила в нее Айсэт обвинение. Айсэт любила обвинять других в своих неудачах.

– Плохая или хорошая, сплю я или бодрствую, – произнесла Дахэ едва слышно, чтобы не спугнуть девочку, – но я вижу то же, что видела ты. И то, что ты от нас укрыла в своей лживой душе. Вовсе не твои ноги привели нас к ручью.

Ручей услышал мысли Дахэ. Журчание усилилось. Девчонка опустила босую ступню в воду. Ручей вспенился, от него повалил пар. Девочка встала в воду обеими ногами, она трясла рукой, предлагала Дахэ забрать браслет.

– Ты принесла подарок? – Дахэ приподнялась рассмотреть украшение. – Рановато тебе носить подобное. Это браслет взрослой девушки.

Девочка не отвечала. Ручей разливался, струи воды поползли по траве, стремились к костру.

Айсэт застонала во сне. Интересно, снилась ли ей девчонка? Или она бежала по подземным владениям горного духа, оставив Дахэ и Шарифа тонуть в разливающемся ручье? Айсэт вошла в пещеру ради больных родителей, ей ничего не стоило последовать примеру Дахэ и бросить спутников. Дахэ отдала их на милость огня, Айсэт выпала вода. Какая смерть причиняет больше мучений? Дахэ для себя выбрала бы воду. Да она бы уложила ведьму и ее мертвеца в испыун, заткнула бы камнем лаз и мчалась прочь, если бы этим могла выбраться из пещеры. Или к духу, если бы она знала, что в его власти дать ей забытье, изгнать Тугуза-предателя из сердца. Что мешало Айсэт найти целебные источники в одиночку и предлагать себя вместо утонувшей соперницы, умоляя вылечить родителей? Вместо того чтобы искать по лесу Дахэ или заговаривать раны Шарифа в ожидании благодарности. Благодарность нужна слабым, сильные выгрызают желанное даже из твердыни скал. Возможно ли, что Айсэт желала вовсе не спасения родителей?

Дахэ усмехнулась своей правоте: «Или ее сердце так же глупо, как разум, или она скрывает ничуть не меньшее, чем я».

Ручей затягивал поляну пеленой, в которой дрожало отражение звезд и луны. Дахэ не могла пошевелиться, костер горел, несмотря на воду, окружившую его пламя. Шариф погрузился в разлившийся родник полностью, длинные волосы покачивались под водой. Айсэт скрючилась возле него, распахнув глаза. Она раззявила рот – вздохнуть или закричать. «Утонешь», – то ли пожелала, то ли испугалась Дахэ.

Ноги девочки не тревожили воды, она ступала по застывшей поверхности от испыуна к Дахэ и все протягивала браслет.