Демон в белом

Тишина была оглушительной. Я крутился на месте, оглядывая величественные руины вокруг. Ругался, не замечая ничего особенного.

«Страх отравляет», – мысленно сказал я себе, хватаясь за наручный терминал и отчаянно пытаясь успокоить трепещущее сердце.

Набрав команду, я услышал оглушительные предупреждающие сигналы. Нащупал переключатель за ухом, выдохнул. Герметичные клапаны шлема открылись, маска раскинулась на лепестки, как железный цветок, и убралась в воротник, открыв мое лицо.

Ничто ударило меня, как скоростной грузовой трамвай, выбив из легких остатки воздуха. Я пытался дышать, но было нечем. Холодные пальцы адреналина сжались на сердце. Я почувствовал, как меня пронизывает холод, как стучит в жилах кровь. Поддавшись панике, я упал, перед глазами потемнело.

Кажется, я падал целую вечность. Глаза застилала серая дымка. Я потерял из виду вершину и сориентировался в пространстве, только когда мои колени ударились о камень. Моя грудь поднялась.

Воздух.

Здесь был воздух.

Я долго не поднимался с колен, на четвереньках уставившись в землю. Прежде чем я увидел ее, прошли века. Я не шевелился.

– Это что?.. – прохрипел я, когда наконец смог отдышаться. – Какая-то проверка?

Я поднял голову и проглотил то, что собирался сказать дальше. Небо стало другим. Чернота ночи и слабое мерцание звезд сгинули. Красное солнце стало крошечным, но сияло ярче и теплее, чем прежде, наполняя своим светом бледную дымку, которой были подернуты звезды.

– Где мы?

«За кулисами».

Я уже не ожидал услышать ответ. Голос, кажется, звучал где-то над моим плечом, напугав меня и заставив вскочить.

– Не понимаю! – ответил я. – У меня столько вопросов! Я так далеко зашел! – кричал я, крутясь в поисках источника этого беззвучного голоса, одной рукой схватившись за меч. – Эти горы! Этот мост, цветок! Я… – Мой голос оборвался.

На краю склона, там, куда поднимался я и где прежде рос цветок, возвышался огромный каменный палец. Он был полсотни футов высотой и не меньше десяти в диаметре. Этот указатель был из того же черного камня, как и руины внизу. Его покрывали округлые символы – одни мелкие, как монеты, другие большие, как тарелки. Прежде его здесь не было.

На вершине вновь воцарилась тишина. Ни слова, ни завывания ветра. Я двинулся к ориентиру, не выпуская рукояти меча. Свет изменился, открыв громадный глиф, вырезанный на верхушке пальца: круг, пересеченный вертикальной линией. Тот же символ, что я обнаружил в тайной комнате в Калагахе. Помня тот эпизод, я приблизился с осторожностью и дотронулся до своего отражения в зеркально-черном камне.

Ничего не произошло.

Тело вспомнило боль и холод, подав мне идею. Я повозился с защелкой и отстегнул перчатку.

– Сними маску, – пробормотал я, снимая и вторую перчатку, после чего дотронулся до монолита голыми руками.

Снова ничего не произошло.

Разочарованно ворча, я отступил и отвернулся. Я был уверен, что все делаю правильно. Едва не пнув в сердцах перчатку, я подошел к другому краю горы.

– Не знаю, чего вы от меня хотите, – буркнул я, повернулся к монолиту… и замер.

Мое отражение даже не пошевелилось. Оно осталось посередине черного камня, прислонив к нему ладонь, – так, как было, когда я ушел.

Я снял с пояса меч, но не активировал.

Зеленые глаза встретились с лиловыми.

– Что вам от меня нужно? – спросил я, осторожно приближаясь.

За зеленоглазым отражением не появилось нового.

– Зачем вы вернули меня к жизни?

Другой Адриан вздернул подбородок в знакомом жесте и ответил, не шевеля губами.

«Ты – кратчайший путь».

– Что это значит? – спросил я.

Тишина.

Мое отражение смотрело на меня невыразительными зелеными глазами, не отнимая руки от камня.

Поняв, что от меня требуется, я прижал к ней свою ладонь.

Меня пронизал пелагический холод, такой, что кости застучали. Перехватило дыхание, и я снова опустился на колени, привалившись к стене. Но моя рука осталась на месте как приклеенная. Я почувствовал, как будто на ней сжимаются каменные пальцы. Боль пронеслась по руке и засела в мозгу, воспламенившись где-то за левым глазом, отчего перед глазами все побелело.

Я вдруг перенесся с горы.

Теперь я смотрел на нее с высоты, летел, как птица, над каменными великанами и разрушенными террасами города. Передо мной, как в детском театре теней, замелькали силуэты. Я замечал другие вершины, уходящие далеко на восток и на запад. Видел себя, склонившегося на коленях перед монолитом, потом стоящего, потом не видел себя. Чем дальше я смотрел, тем разительнее отличались вершины. Наконец сам монолит исчез, а с ним каменные лица и гора. Я увидел кружащие вдали «Пустельги» и белые модули нашего лагеря на красном песке у края бесконечности.

С белой вспышкой боли пришло откровение. Я понял.