Я успел спуститься футов на десять, прежде чем упал. Одна нога подкосилась, я соскользнул с узкого уступа и пролетел ярдов тридцать, разорвав шинель об острые камни, покрывавшие почти отвесный склон. Меня спасла только гелевая амортизирующая прокладка скафандра, защитившая суставы при ударах. Приземляясь на отроге, я ударился головой и отключился.
Открыв глаза, я затуманенным взглядом увидел небо Анитьи, не черное, а все того же цвета крем-брюле. Был тот же день? Или уже наступил другой? Я попил из трубочки, и желудок заурчал, требуя хлеба. Я закашлялся и расплескал воду – весьма неприятное событие. Не прекращая кашлять, я не задумываясь раскрыл маску. В этот раз тревоги не было. Я вытер лицо порванным рукавом шинели.
Прежде чем я сел, прошло много времени. Еще больше – прежде чем понял, где нахожусь.
Надо мной черным пальцем возвышался монумент, с моего места казавшийся немного кривым. Я каким-то образом вернулся на вершину. Не помню, чтобы я сам туда лез, но в моем состоянии полагаться на память было нельзя. Я снова рухнул в грязь.
– Поднимайся, твое величество, – раздался знакомый грубый голос. – Или это все, на что ты способен?
Я зажмурился. Мне не хотелось снова видеть Гхена.
– Если что, я тебя простил, – произнес другой голос. – на твоем месте я бы поступил так же.
Видеть Хлыста мне не хотелось тем более.
– Адр, если уснешь здесь, станешь кормом для птиц.
Я открыл глаза, прекрасно зная, кого увижу.
На небольшом валуне, сложив ноги, сидела Кэт в грязном заплатанном платье. Ее густые грязные волосы топорщились, но чумазое лицо улыбалось. Гхен, в алой форме Красного отряда, стоял сразу за ней, раздувая разрезанную ноздрю. Хлыст, в помятом доспехе мирмидонца, сидел рядом – не тот мужчина, которого я прогнал, а юноша, которому я покровительствовал в Колоссо, с которым дружил и которого дважды не смог защитить. Он точил стальной гладиус.
– Здесь не водятся птицы, – возразил я.
– Пока, – ответила Кэт. – Скоро заведутся, только подожди.
Я отвернулся, но с другой стороны тоже были они, в тех же позах. Я не мог от них скрыться.
– Вы не настоящие, – сказал я. – Вы – они.
– Да, – хором ответили все трое, подтверждая, что я и так знал.
Они были личинами Тихих, как до того долгое время был Гибсон – пока я считал его умершим. Я точно знал, что Кэт и Гхен мертвы, видел их трупы. Кэт забрала серая гниль на Эмеше, а Гхена убил Крашеный, воспользовавшись хитростью и моим слабым руководством. Скорее всего, Хлыст тоже умер, если только не провел много времени в фуге, как Гибсон. Это было маловероятно. Какие бы силы ни управляли Вселенной – а на этот счет у меня были соображения, – они не допустили бы двух таких невероятных совпадений в жизни одного человека. Нет, Хлыст умер и был похоронен или кремирован на какой-то безвестной мне планете.
– Что все это значит?
Я сел лицом к призракам моих погибших друзей, решительно настроившись вынести эту пытку Тихих.
– У нас нет начала, – ответил Хлыст, отложив точильный камень.
– Нет конца, – добавил Гхен.
– Мы создаем самих себя, – закончила Кэт.
«Мы есть».
– Я этого не сделаю, – снова заявил я, подбирая под себя ногу.
– Сделаешь, – мило улыбнулась Кэт.
– Должен, – сказал Гхен.
– Созидать – значит выбирать, – заключил Хлыст, не опуская меча.
– Кончайте говорить загадками! – рявкнул я, вскакивая на ноги.
Но фантомы просто исчезли, и я снова остался на вершине один, обдуваемый ветрами.
«Слушай!»
Приказ Тихих снова прогремел, как раскат грома, как удар молнии.
– Слушаю! – ответил я, стукнув в грудь кулаком.
Но ответом мне была тишина.
Я уселся на низкий валун и уставился на монолит. Моего отражения в нем больше не появлялось. Спустя несколько минут я встал и, снова сорвав перчатки, дотронулся до холодного камня.
Но мне не послали очередного видения, не заговорили со мной.
Я взвыл и сел у подножия монумента, как Сид Артур перед деревом Мерлина, прислонившись спиной к камню. Возможно, я ненадолго уснул или погрузился в похожее на сон состояние, которое чуть ближе к Смерти. Ничто вокруг не шевелилось, ведь на этой планете не было ничего, кроме гор и изваяний. Не дули даже проклятые ветры.
Такой абсолютной тишины я еще никогда не слышал.
Мы боимся тишины. Однажды я сказал, что тьма – это воплощенный хаос, что во тьме, подобно коту из зловещего ящика Пандоры, могут бродить незамеченными самые разнообразные существа и вещи. Тишина похожа на тьму, только еще глубже. И тьма, и тишина существовали еще на заре времен, но тишина была значительнее, она была холстом, мерилом всех мыслей. Вы, наверное, слышали о людях, которых в тишине сводил с ума звук собственной крови. Это неправда. Дело не в звуке, а в них самих. В тишине люди сталкиваются со своей природой – и природой в целом – и оказываются не способны взглянуть ей в лицо. Во тьме мы встречаемся с созданиями ночи, а в тишине – с созданиями наших собственных сердец… нужно лишь хорошенько прислушаться.