– Поднимайся, – сказал он, всколыхнув своим некогда ненавистным голосом ядовитые воспоминания.
Стоять было для меня пыткой, но я по-прежнему видел развернувшееся в две стороны время и мог выбрать свой момент, как выбрали Тихие, когда спасли меня от смерти на «Демиурге». Как выбрали другого Адриана – вероятного Адриана – из множества неудавшихся сюжетов. Они обменяли погибшего Адриана на другого, еще живого. На того, который был неотличим от погибшего, за одним исключением: потерял другую руку.
На меня.
Я рассмеялся. А мою дуэль с Иршаном на арене они тоже предвидели? Тоже подстроили?
– Лориан был прав, – произнес я.
Я был другим Адрианом, не тем, что погиб от своего же меча у озера, но во мне остались его воспоминания. Тихие вышли из-за кулис подобно богам в древнегреческом театре. Им нужно было чудо, и они его сотворили.
– Вот засранец! – выругался я.
Лорд Алистер изогнул одну бровь. Когда-то давным-давно это меня напугало бы, но не теперь.
– Я не чудовище, – сказал я, отмахиваясь. – Все это… не могу сказать, что понимаю… но ваши требования выполнять не собираюсь.
– Ты обязан.
– Должен быть другой способ, – парировал я.
«Нет».
Губы моего отца не шевелились. Огрызнувшись, я отвернулся от него, подошел к монументу, уверенный, что сам смогу все увидеть. Прижал обе ладони к черной поверхности, желая почувствовать холод. Не получилось.
– Покажите, – прошептал я.
Боковым зрением я по-прежнему видел мерцание. Странное двойное зрение никуда не делось. Я повернулся к мерцанию. Тихие что-то во мне изменили – а может, я всегда обладал такой способностью, просто не замечал этого.
Над серой равниной возвышался черный купол в окружении витых колонн. Вокруг собралось великое воинство, а вдалеке загораживал солнце гигантский, похожий на луну корабль-мир. Под темной звездой на ветру реяли черные знамена, под ними – более традиционные флаги, украшенные символом белой руки и сьельсинской каллиграфией.
– Yaiyah-toh! Yaiyah-toh! Yaiyah-toh! – скандировали сьельсины, громыхая копьями по земле.
Сотня сьельсинских вождей ожидала появления того, кто был могучее их всех. Дораяика пришло, увенчанное серебряной рогатой короной, ведя на цепи меня. Я выглядел старше, чем в прежнем видении, с седыми, как у отца, висками. Я был изможден и тощ. Но мое постаревшее лицо было мне более знакомо, чем то, что было у другого меня с «Демиурга».
– Akterumu! Akterumu! – раздался пронзительный крик, и у меня потемнело в глазах.
Мы перенеслись на сьельсинский корабль – тот, что заслонял собой солнце. Князь князей стоял на возвышении среди своих сородичей, вытянув перед собой когтистую руку. Рядом, на помосте, на коленях был я, по-прежнему скованный по рукам и ногам. За мной проходила вереница людей, подгоняемых копьями сьельсинов, мелькали человеческие лица.
Я заметил волнистую гриву Отавии, услышал, как кричит Паллино:
– Задай им жару!
Но я был не в силах их спасти.
Пророк хлопнул в ладоши.
Вся вселенная наполнилась криком, и я понял, что кричу сам, лишь когда стал задыхаться от нехватки воздуха в легких. Видение вновь померкло, мерцание прекратилось, и вокруг меня воцарился прежний мир. То, что я увидел, было ценой за ошибку, будущим, которое я не должен был допустить.
– Отпустите меня, – потребовал я. – Дораяика летит к Беренике, я сам видел. Отпустите меня!
Сам не знаю, где во всей этой мешанине я успел разглядеть Беренику. Информации было слишком много, и я пытался не расплескать ее, как дорогое вино в ладонях.
Тень лорда Алистера оставалась на месте; мои слезы ее не впечатлили.
– Я могу их спасти! – почти закричал я.
Двойное зрение больше не направляло меня, и я едва держался на ногах.
– Я должен вернуться!
«Ты еще многого не знаешь, – произнес неслышимый голос. – Если улетишь сейчас, то окажешься там, где нам до тебя не дотянуться».
– Раньше ведь дотягивались, – ответил я.
«Время меняется, – ответило Тихое. – Скоро твое время укроется от наших глаз».
Я представил волну времени и, кажется, понял.
– Вы можете вмешиваться в мой… – я не сразу подобрал нужное слово, – сюжет, только когда ваше будущее находится внутри границ вероятности. Но теперь мы вышли за эти границы, и правила игры поменялись.
Их громкое молчание я счел согласием.
– Я должен лететь на Беренику, – покачал я головой. – Если остановить Дораяику там, то всех можно спасти. И ваше будущее тоже. Способ есть. Должен быть!
Тихое не ответило.
Ответил мой отец:
– Клянешься всегда доходить до конца начатого пути?
Произнесено это было не голосом Дьявола Мейдуа, а голосом императора, я в замешательстве посмотрел на него. Это была часть клятвы, данной мной при посвящении в рыцари. Как мало значили эти слова тогда и как много значили теперь.
– Клянусь, – ответил я, отвергая пророчества и судьбу.
– Тогда ступай. – Тень отца подняла руку, указывая на монумент.
«Тогда ступай».
Подойдя к черному камню, я положил на него ладонь и почти прислонился лицом к глифам на его поверхности.