Демонтаж

Несториане ответили ему, что хотели, так как наш толмач не входил с нами. Также, когда я первый раз был у хана, у меня на груди была Библия, которую он приказал принести к себе и долго ее рассматривал. Затем он удалился, а госпожа осталась там и раздала всем христианам, там бывшим, подарки, монаху она дала один яскот, а архидьякону священников другой. Перед нами она приказала положить насик, то есть материю широкую, как покрывало для постели, и очень длинную, и буккаран.

Так как я не пожелал взять их, то они послали толмачу, и тот удержал их за собою. Затем принесли питье, а именно рисовое пиво, красное вино, напоминающее собою вино из Рошелля, и кумыс. Тогда госпожа, держа в руке полную чашу и преклонив колена, просила благословения, все священники пели громким голосом, и она выпивала всю чашу. Даже и мне, и моему товарищу пришлось петь, когда она пожелала пить в другой раз.

Когда почти все были пьяны, то принесли пищу, именно баранье мясо, которое тотчас было съедено, а после этого, без соли и без хлеба, больших рыб, по имени карпов, от которых вкусил и я (монголы не едят рыбу. — Прим. авт.). Так провели они день до вечера. И когда опьянела уже сама госпожа, она села на повозку при пении и завывании священников и поехала своей дорогой.

На следующее воскресенье при чтении «Брак был в Кане» явилась дочь хана, мать которой была христианка, и поступила так же, однако не со столь большой торжественностью, именно она не давала подарков, а дала жрецам пить до опьянения и есть вареное пшено…»

«Но настала сыропустная неделя, когда впервые перестают есть мясо все восточные христиане, и главная госпожа Кота ту неделю постилась со всеми женщинами. Она приходила всякий день в нашу часовню и раздавала съестные припасы священникам и другим христианам, которые стекались туда в эту первую неделю в большом количестве для слушания службы…»

«В Великий Четверг я служил с их серебряной чашей и диском, а эти сосуды были очень велики; так же было и в день Пасхи. И мы причастили народ, как я надеюсь, с благословением Божьим. А они окрестили в полном благочинии в канун Пасхи более чем шестьдесят человек, и все христиане сообща этому весьма радовались…»

«В праздник святого Иоанна хан устроил великую попойку; я насчитал 105 повозок и 90 лошадей, нагруженных кобыльим молоком; так же было и в праздник апостолов Петра и Павла».

Любителей выпить должно перекосить от зависти, что они не родились в то время в Монголии. Где еще христианские праздники отмечают с таким размахом? «Кобылье молоко» в данном случае — хмельной напиток.

«Перед воскресеньем семидесятницы несториане постятся три дня, называемые ими Иониным постом, который тот проповедовал Ниневитянам, а армяне постятся тогда пять дней, называя это постом святого Серкиса, который считается у них наибольшим святым и про которого греки говорят, что он был канон.

Несториане начинают пост во вторник и оканчивают его в четверг, так что в пятницу едят мясо. И я видел тогда, как канцлер, то есть старший секретарь двора, по имени Булгай, предоставил им тогда мясное продовольствие в пятницу, и они благословили это мясо с большой торжественностью, как благословляют пасхального агнца. Однако сам Булгай не ел мяса (в пятницу), поступая так по наставлению мастера Вильгельма парижского, его большого друга. Монах сам поручил Мангу

(великому хану) поститься эту неделю, что тот и исполнил, как я слышал.

Итак, в субботу семидесятницы, когда бывает, так сказать, армянская пасха, мы пошли в процессии к дому Мангу; …Итак, когда мы вошли пред его лицо, предупрежденные ранее, чтобы не касаться порога, священники-несториане поднесли ему ладану; он сам положил его в курильницу, и они кадили перед ним. Затем они пропели, благословляя его напиток, и после них монах произнес свое благословение, а в конце нам надлежало сказать наше. И когда он увидел, что мы держим у груди Библию, он приказал принести ее себе посмотреть и разглядывал ее очень тщательно. Затем, когда он выпил, причем старейший священник поднес ему чашу, они дали пить священникам. После этого мы вышли, и мой товарищ остался сзади; и когда мы были снаружи, он, готовясь выйти сзади нас, повернулся лицом к хану, кланяясь ему, а затем, следуя за нами, споткнулся о порог дома. В то время как мы шли впереди, направляясь с поспешностью к дому сына хана, Балту, наблюдавшие за порогом наложили руки на моего товарища и приказали ему остановиться и следовать за ними. Затем они позвали какое-то лицо и приказали отвести моего товарища к Булгаю, старшему секретарю двора и осуждающему виновных на смерть. А я не знал этого. Однако, оглянувшись и не видя его идущим, я подумал, что они удержали его, чтобы дать ему более легкое платье. Ибо он был слаб и так отягощен шубами, что едва мог ходить».