День гнева

- Ну, кто? - Алуся сообразно с состоянием легкомысленно задумалась: Ну, Широв такой, старый хрен из ЦК. Он все боялся чего-то, все время говорил: "Только тихо, только тихо!" А сам тайно меня за жопу трогал. Подойдет?

- Подойдет. Давай о других.

- Помню Ванька меня с собой в город Красносоветск брал...

- Нет такого города, Алусик мой!

- Но, в общем, какой-то красный городок, километрах в ста от Москвы. Ванька туда в командировку ездил, а меня взял, чтобы не скучать. С нами еще один клиент был, потасканный плейбой. В этом Красносранске тамошний начальник Гена в резиденции для почетных гостей очень мило нас принимал.

- А имя-фамилию клиента, который с вами был, не помнишь?

- Звали-то Димой вроде, а по фамилии не представился.

- Ну, а чем занимается, кто такой в этом мире - разговор не шел?

- Вроде во Внешторге работает, потому что о купле-продаже говорил.

48

Алик долго-долго смотрел на утихавший живой огонь. Знамя пламени сначала было разорвано на флажки, а потом превратилось в маленькие вымпелы, которые неожиданно возникали на пепельно-бордовых останках поленьев. Каминный костер умирал. Спиридонов перевел взгляд на собеседника и негромко, по-доброму спросил:

- Зачем вы нам тогда врали, Гена?

Геннадий Пантелеев особой кочергой измельчил угли в камине, повесил кочергу на специальный кованый столб, где уже висели лопатка и щипцы, вздохнул, откинулся в кресле и возразил:

- Мы не врали, Алик. Мы умолчали.

- Почему? - почти надрывно потребовал ответа Спиридонов.

- Почему? - Пантелеев задумался и ответил: - Я сам не уверен, что знаю почему. Ну, наверное, в данном конкретном случае нам показалось, что, расскажи мы всю правду о Курдюмовских визитах, это будет выглядеть в какой-то степени предательством. Мы не соврали. Мишка даже подробно вам рассказал о том, как уходит отсюда неучтенная международной квотой часть изделий. Вы же сделали соответствующие выводы из его рассказа?

- Сделали, - подтвердил Спиридонов. Перед ним вместо огня была куча золы.

- Будто и не врали мы, да? - продолжал размышлять вслух Пантелеев. И не предавали. А в общем и целом получается, что замешаны в чем-то грязном и вонючем. Знаешь, за последние два-три года появились неизвестно откуда новые люди, много новых людей. Откуда они, Алик?

- Откуда и мы с тобой. Только к "новым" добавь еще и молодые...

- Вероятно, ты прав. Но, новые они или молодые, они чужие. А те, с кем мы сталкивались, рядом жили, общались, кому подчинялись, кем командовали, кого любили, кого презирали последние тридцать с лишним лет свои. Чиновники, художники, писатели, гебисты, партийные функционеры, подпольные воротилы - все сжились, переплелись друг с другом так, что не поймешь, где друг, а где враг. Возьмешь топор, решишь - отрублю от себя года, тяпнешь и, оказывается, сам себе два пальца отрубил.

- Курдюмов - вор, а те, кто ему помогали и помогает, грязные убийцы. Здесь, Гена, топором по своим пальцам не попадешь.

Пантелеев не успел ответить: в полутемной гостиной неожиданно и бесшумно, как граф Монте Кристо, объявился Михаил Прутников.

- Без меня выпиваете? - вопросом обличил Михаил.

- Алик за рулем, мне не охота... Мы сегодня не пьем, Миша.

- А я пью! - решил Михаил и направился к бару. Вернулся с нужной бутылкой и тремя, на всякий случай, рюмками, поставил их на журнальный столик, столик приспособил поближе к камину, к камину же подтянул третье кресло для себя, из шести поленьев сложил в камине новый колодец, кинул в него подожженную бересту и сел, слава богу, в свое кресло, ожидая, когда из искры возгорится пламя: - Есть такой романс: "Ты сидишь у камина и смотришь с тоской, как печально огонь догорает". Он не для меня, мальчики. Так будете вы пить или нет?

- Нет, - решил Пантелеев.

- На нет и суда нет, - Прутников налил себе полную рюмку и, разглядывая ее на разгоревшийся каминный свет, спросил у Спиридонова: Для начала разоблачать меня будете или мне самому разоблачиться?

- У нас самообслуживание, - сказал Пантелеев.

- Ну, раз так... - Прутников махом выпил, втянул в себя воздух, поставил рюмку на столик и приступил к сеансу саморазоблачения: - Без экивоков сообщаю вам, мсье Спиридонов, что я - приспособленец и соглашатель. Но, как истинный приспособленец и талантливый соглашатель, я очень чувствую особенности той или иной ситуации. Тогда, пришел на свиданку с вами, я сразу просек, что Гена крутит, не хочет говорить все и вмиг пустил разговор на сугубую технологию, процесс без личностей. Я ощущал Генино состояние, да и сам находился в таком же: какие-никакие, а все - свои и продавать их негоже, некрасиво как-то...

- Мишка, я об этом Альке уже говорил, - перебил его Пантелеев.

- Тогда о чем собственно, говорить?

- Вспомните тот случай, когда Курдюмов навестил вас с дамочкой и приятелем. Вы с Геной их в резиденции какой-то принимали.

- Как же, отлично помню! - порадовался на свою хорошую память Михаил Прутников. - Но в каком аспекте этот эпизод вспоминать?

- Аспект один, Миша. Все про приятеля, - с ленинской простотой изложил суть дела Алик.