День гнева

Надежды на удачу было немного. Пушек не подтащили, лестниц тоже. Число штурмующих должно хотя бы вдвое превышать число защитников, у Шуйского народу было гораздо больше. Правда, военная наука... Ей могла противостоять лишь стойкость псковичей, уверенность в неприступности своей позиции, в правоте дела — и заступничестве высших сил... Если же приступ захлебнётся, русские пушки без суеты раздолбят Покровскую башню в щебень и пыль, смешанные с костями. Пороху запасли вдоволь.

Но все эти соображения воевод посадским «по прибору» были недоступны, застились дымом умелой огневой подготовки и заглушались грохотом и протяжными криками ротмистров в проломах и на поле, где подбирались новые штурмовые отряды. У многих ещё дрожали ноги после бегства с тех самых проломов, так неожиданно захваченных противником. Наконец, венгры, поляки, немцы, столь устрашающе изображённые в послании архиепископа, вдруг оказались слишком близко, глаза в глаза, и большинство псковичей, трезво оценивая свои возможности, не решились бы схлестнуться с ними в поле. Даже дети боярские, до крови натерев мозоли тетивами, выбросив без толку сотни стрел, затихарились, задумались в своих укрытиях. Иван Петрович обратился к Тихону:

   — Видишь, святый отче, враг последнее в бой бросает. Все мои силы — на стенах. Вон даже жёнки известь толкут, таганы со смолой в кострах ворочают. Ты же вещал о силах невидимых...

Игумен поднял мрачный взгляд к хоругвям, обвисшим в солнечном безветрии. Вяло обвисшим душам псковичей нужен был освежающий вихрь, бодрящий психологический удар в конце последнего, решающего дня осады. К воеводской башне, к Покровской церкви подтянулось множество людей, ловивших всякое начальническое слово и ожидавших пастырского... Игумен сказал:

   — Выдели трёх коней, князь. Резвых, привычных к стрельбе, каурой масти.

Изумлённый ропот ветерком пролетел по толпе. Иван Петрович кивнул оружничему, тот исчез. Тихон подозвал Неупокоя:

   — Тебе, Арсений, доверяю взять в Троицком образ Успения Богородицы, что привезён из нашей обители. И ещё двоих избери себе в товарищи, взяли бы мощи святого князя Всеволода. Не щадя коней, везите сии святыни сюда. С ними невидимо явятся отрада Пскову и избавление!

Вряд ли кто мог припомнить, чтобы мощи и чудотворные иконы возили галопом на боевых конях. Тихон, оборотившись к толпе, теснившейся в безопасной тени башни, объяснил доходчиво:

   — В год нахождения Темира-Аксака на Москву образ Пречистой из Володймера привезли наскоро. И убоялся хан, и усрамился, от Москвы побежа. Случилось то в праздник Успения Богородицы, ныне же праздник Рождества Ея. Там по владимирскую, тут по печорскую икону посылаем. Потому крепко надеюсь на помощь Божию!

Ничто так не убеждает людей, как прецедент и аналогия. А главное — совпало с праздником Богородицы: тогда кончина, ныне рождение. Рождество даже надёжнее, светлее... И три каурых коня, и три инока задели воображение, запали в память и были занесены в анналы псковские: «Первым, реку, тоя Печорского монастыря келарь Арсений... С ним же вторый, Рождества Пречистой Богородицы Снетогорского монастыря казначей Иона Наумов; третий же с ними Мартирей игумен, знаем же во Пскове всеми. Сии же предпомянутые черноризцы, плотцким рождением дети боярские, и егда беяху в миру, такоже искуснии воины». В чём убедились псковичи по посадке, когда три инока помчались по главной улице к Крому, в Троицкий собор.

Пищальный гром гнался за ними, чем дальше, тем обвальнее. Противник сгонял со стены защитников, готовился к броску... Завёрнутая в чистый плат икона показалась тяжёлой, будто не образ, а человек во плоти заключён был в доске с поперечными вырезами. Их только он и увидел явственно, сам образ примелькался во время бессчётных служб. Как довезти? Не на спине же, яко торбу, и не в седельной сумке. Служка сообразил, дал нагрудную подвеску для ношения образа в крестный ход, к ней приспособил полотняный мешок с завязками. Галопом не получится, а рысью — ничего. Меринов дали вышколенных, с нетряским ходом. Так же Иона пристроил раку с мощами князя Всеволода, покровителя Пскова. Женщины по всему пути стояли на коленях, мужчин на улицах не осталось. У церкви Иоакима и Анны Арсений оглянулся и от удивления придержал коня: несколько сотен посадских жёнок бежали следом — с оружием, с простыми топорами, с верёвкой и ковшами на длинных рукоятях, какими черпают медовый сыт из бочек. По железным шапкам бить?