День гнева. Повести

— Моя забота, — фотограф придирчиво устанавливал Виктора на фоне стены с дружескими шаржами и недружескими карикатурами. Установил, удовлетворенно осмотрел клиента, достал сигарету и, отходя на положенное для съемки расстояние, прикурил от большой зажигалки. Отошел, навел объектив лучшей своей камеры на Виктора и щелкнул.

— Готово!

— Когда за фотографиями приходить? — поинтересовался Виктор.

— За всеми, — фотограф подчеркнул интонацией «за всеми», — через пять дней.

Виктор кивком поблагодарил его и продолжил свое бесцельное путешествие. Амбал добросовестно служил ему хвостом. Правда, иногда он исчезал, и тогда Виктор мучительно искал сменщика и не находил. Видимо, прием они изобрели такой: один яркий, бросающийся в глаза, привлекающий все внимание преследуемого, а другие — серые, стертые, незаметные, каких не различить в толпе. Поняв это, Виктор следующий час — час на бульварах — посвятил выявлению серых и стертых.

Одного таки вычислил и удивился: стертым, серым, незаметным оказался маленький — не то мальчик, не то мужик — вьетнамец, одетый с дешевым кооперативным франтовством.

Уже сильно вечерело. Виктор устал от прогулки. Три раза он пытался уйти от хвоста проходными дворами — в центре на Петровке, у Балчуга, в Замоскворечьи. И каждый раз его перехватывали.

Подмышечная кобура утомила плечо и левый бок, ноги гудели, ныл затылок и вообще стало тоскливо и скучно. Пора домой. Сделав почти круг, он брел Большой Полянкой. Чисто автоматически завернул в знакомый переулок. Вот он, знаменитый подъезд основательно отремонтированного доходного дома постройки начала века. У подъезда толкались подростки обоего пола. В дому Алена.

Здесь жила поп-звезда Алена Чернышева, которой он года два тому назад писал репризы для шоу-представления. Веселые были те денечки.

Виктор вошел в подъезд. Суровый привратник, сидевший за канцелярским столом, подробно осмотрел его и задал вечный вопрос:

— К кому?

— К Чернышевой, — ответил Виктор и направился к лифту. Привратник рысью обогнал его и стал перед лакированными дверцами, растопырив руки, — не пускал. Посверлил-посверлил Виктора взглядом, обдумывая что-то, потом спросил:

— А вам положено?

— Положено, положено, — успокоил его Виктор.

— Сейчас проверим. — Привратник отошел к столу, снял трубку с телефонного аппарата без диска и потребовал назваться: — Фамилия, как?

— Кузьминский, — улыбаясь, признался Виктор.

— Кузьминский, — сказал в трубку привратник и, выслушав ответ, подчинился: — Есть, — поднял глаза на Виктора с сожалением:

— Велено пустить.

В прихожей Алена ткнулась губами в щеку, подбородок — целовала, попутно крича кому-то в открытую дверь обширной гостиной — репетиционной:

— Братцы, писатель Витька к нам пришел!

В гостиной находилась вся Аленина команда. Ему бы догадаться: видел же на улице внушительный ряд трепаных автомобилей иностранного производства (какой нынче артист без иномарки), твердо указывавший на присутствие здесь лабухов. Лабухи возлежали в креслах.

— Тусуетесь, козлы? — вместо приветствия осведомился Виктор.

— Отдыхаем, — поправила его бас-гитара, — садись, гостем будешь.

Виктор присел на диван. Рядом угрохалась Алена.

— Ночью прилетела, утром уезжать — сообщила она. — Ну, придумал что-нибудь для меня?

— Нет, но придумаю, — пообещал он.

— Выпьешь, инженер человеческих душ? — спросили клавишные.

— Винца налей.

Второй вокал налил стакан «Гурджаани» и протянул Виктору:

— Промочи горлышко и спой, светик, не стыдись!

Виктор промочил горлышко и заблажил диким голосом:

— Нам нет преград, ни в море, ни на суше!Нам не страшны ни льды, ни облака.

— Не надо, Виктор — сморщившись, как от зубной боли, попросила Алена. — Хочешь, новую песню покажу?

— Хочу, — признался Виктор. Он любил эти показы. Там, в дворцах спорта, на стадионах перед тысячной толпой она яростно кричала в микрофон, ублажая полубезумных фанатов темпераментом и плюсованной страстью. А в показе — мягкие и разнообразные акценты, тихое чувство, лихое мастерство нюансов.

Алена села за рояль и, аккомпанируя себе, запела. Слушая, Виктор встал с дивана, подошел к окну и глянул вниз. Внизу последним в ряде иномарок стоял отечественный «Запорожец». Виктор вернулся на диван дослушивать песню.

Алена пела о любви. Ломая в показе модный ныне ритм морзянки, она просто пела о мальчике и девочке, которым так трудно любить друг друга.

Жалко было мальчика и девочку. И потому, когда песня кончилась, Виктор сказал:

— Замечательно, Ленка.

— Правда? — робко удивилась поп-звезда и очень обрадовалась.

Сидели за столом, попивали винцо, лабухи трепались на собачьем своем языке, а Виктор улыбался, до конца расслабившись. В половине десятого Алена, услышав одиночный получасовой удар старинных напольных часов, скомандовала:

— Закругляемся. — И поднялась из-за стола.

— Лене завтра надо хорошо выглядеть, — объяснил причину столь бесцеремонного прекращения застолья самый тихий из присутствующих — звукоинженер, муж поп-звезды.