День, когда мы будем вместе

– Почему это, интересно, беременных? Мы вот с Мариной, к примеру, не беременные, так что же – поэтому Тима нам не друг?

– Это вы сейчас не беременные, – уточнил Гена, отбирая у меня бутылку. – А вот поведетесь с ним, тогда… – и, не успев договорить, получил еще раз по губам, на сей раз от своей жены и далеко не шутейно.

Я сказал:

– Может быть, кто-то здесь нальет водки? Мне так было плохо без вас…

Удивительно, но сей примитивный трюк сработал на двести процентов. Народ вокруг меня засуетился, принялся кормить-поить, восторгаться моим танцем…

– Только вот с партнершей тебе не повезло, – посочувствовала Виталикова жена, Лариса. – Одно жеманство и неприкрытый секс.

– Много ты понимаешь в сексе, – возразил лениво Виталик. – Это не секс, это шарм. Знаешь, что такое шарм? Это то, чего нету наших матрен, даже самых распрекрасных.

Зря он тронул наших матрен – я это понял сразу, еще до того, как иссяк последний звук от его последнего слова. То, что в ответ сказали ему, а заодно и Гене-другу наши дамы, я не решаюсь перевести в письменную речь по двум причинам: из-за мужской солидарности и еще из-за того, чтобы не травмировать других мужей. Досталось там и пану Гжегошу, и Лидии с Агнешкой прицепом – только я один был чист и светел, как херувим (в точности сравнения не уверен, а потому не знаю, хорошо ли оно).

Я получал удовольствие от этого спектакля, наслаждаясь образным строем речи Ларисы и Марины под водочку, финский сервелат и мысли о том, то вскоре меня ждет свидание с Лидией на берегу моря, аккурат под баобабом. Бывшая моя соседка-чешка послала мне воздушный поцелуй, я вернул его ей, она на радости сгребла в охапку какого-то под руку подвернувшегося мужичка, и он исчез в ее танцевальных объятьях.

Завершилось представление, как и подобает, опусканием занавеса. Я, изображая иезуита с солидным партийным стажем, пригласил всех в бар к Пламену, и надо было видеть, с каким выражением лиц и по какому резону дамы мне отказали. Они, знаете ли, пять минут назад решили не откладывать такого важного дела, как посещение кожевенно-меховой ярмарки в долгий ящик, а потому посетят ее завтра рано утром и, возможно, к вечеру вернутся с небольшими пакетиками, нести которые доверят своим малосильным мужьям. Я пожелал тем удачи в супружеской постели, однако, дамы сообщили мне доверительно и почему-то радостно, что именно сегодня удача от Виталика и Гены-друга непременно отвернется, и подкрепили эту догадку синхронными подзатыльниками помрачневшим супругам.

Мы вышли вместе, распрощались с поцелуями и всяческими заверениями. Уже стемнело, но даже сизая мгла не была способна утаить от меня жестокую тоску в глазах Виталика и Гены-друга, когда они пожимали мне руку…

В баре у Пламена сидели лишь две пары. Я занял дальний столик справа у входа, на первой от моря линии, бросив на него пачку «ВТ», и пошел к стойке. Луи Армстронг тихо пел «Basin street blues». Пламен улыбнулся мне, но руки не подал – предпочел схватить полотенце и фужер. Я взял у него бутылку «Плиски», нарезанный дольками лимон и темный шоколад.

– А Элла? – спросил я. – Элла в твоем концерте примет участие?

– Да, если вы хотите, – пожал плечами он. – У меня есть одна кассета.

– Отлично! – сказал я. – Ты бесценный парень. Только шея у тебя немного перекачена, а трапециевидные наоборот… Если хочешь, я составлю тебе нормальную программу.

– Было бы хорошо… – обрадовался он. – Можете посмотреть мою коллекцию. У меня двадцать семь кассет и тридцать четыре пластинки с джазом. Правда, в основном «Балкантон».

– Спасибо, – сказал я. – Завтра обязательно посмотрю. А сейчас извини, жду даму.