День, когда мы будем вместе

Накануне вечером меня вновь посетил Антип – ясный сокол. Он долго ходил вокруг да около, но в нужный момент начал задавать нужные вопросы. Прежде всего он спросил, знаком ли я с некоторыми деликатными моментами нашего джентльменского соглашения, особенно в той его части, которая касается системы оплаты. Я ответил, что знаком, если речь идет о завещании в пользу благотворительного фонда в том случае, если результат меня вполне удовлетворит. Об этом мне еще в Москве рассказал один представитель сексуальных меньшинств, добравшийся и до несчастных эльфов. Мы с ним еще разошлись во мнении относительно возраста Мика Джеггера.

– То есть, вы понимаете, что пока вы живы – здоровы, вы нам ничего не платите?

– Не только понимаю, но и скорблю душой за вас, – сказал я. – Что если я вдруг окажусь долгожителем, уеду в горы, стану есть кисело мляко, брошу пить – не возникнет ли у вас желания столкнуть меня с горы, выдав это за несчастный случай?

Он обиделся, стал нервно ходить по гостиной, хвататься за голову, говорить через равномерные промежутки «ну это финал»… Я вскоре прервал его стенания и доходчиво объяснил, что подписание такого завещания в предложенных условиях равнозначно подписанию смертного приговора самому себе. Называйте сумму, поторгуемся. Он сказал, что не уполномочен решать самостоятельно подобные вопросы, и что ответ даст завтра, то есть, сегодня.

– Вы ведь одиноки, вам, по сути, некому и завещать, – утвердительно заявил он.

– Отчего же, – возразил я, – у меня есть друг, Вовочка – божий человек, он не побрезгует и моей мелочишкой.

– Не такая уж у вас и мелочишка, – сказал Антип. – Ваши банковские счета превышают семьсот тысяч долларов, вы по-прежнему неплохо играете на бирже, да и картин у вас в мастерской, по вашим же словам, еще достаточно – как ни крути, а на миллион долларов вы тянете.

Уходил он расстроенный, и мне было жаль его хотя бы потому, что он так лихо сосчитал мои деньги, причем бесплатно и без калькулятора. Признаться, магическая цифра в один миллион долларов применительно к самому себе никогда не посещала меня. Впрочем, он прилично загнул в своих расчетах: на бирже я больше не играл, картин на двести пятьдесят тысяч долларов у меня не было, и потом я много пил и преимущественно дорогих напитков! Шутка развеселила меня и напомнила о последнем джоннином братце, который уже непозволительно состарился и, вероятно, с трудом передвигался. Так оно и оказалось. Парень совсем дошел, лежа в темноте и затхлости спортивной сумки, и от свежего воздуха у него закружилась голова: на радости он заполнил собой почти две трети стакана.

Когда ты сидишь на просторной террасе, держа в руке емкость с первоклассным напитком, и смотришь одномоментно на море и лес, то лучшей ситуации для раздумий трудно и представить. А подумать мне было о чем. Первой на очереди стояла дума, а не махнуть ли мне рукой на всю эту сомнительную затею? Я не верил ни в их воскресение, ни в их реконструкцию – тогда для чего я здесь? Чтобы мне намекали о моем возможном вкладе в кончину Агнешки? Так я и сам все тридцать лет корил себя этим. И освобождать меня от этого чувства не стоило.

Мои раздумья были прерваны звонком в дверь. Пришел Антиб-б Деревянко, принес груш и лысых персиков, сказал с порога:

– А вот и я. Не помешал творческому процессу?

– Как ваша рука? – спросил я, заметив отсутствие лангетки.

– Ничего, – сказал гость, шевеля энергично ладонью. – Тревога оказалась ложной. Можем возобновить наши концерты. А пока – к делу. Я проконсультировался по поводу т о г о вопроса и получил такой ответ. Возможна посуточная оплата в пределах тридцати тысяч долларов.

– Понятно, – сказал я. – Тут моих денег и на месяц не хватит. А что будет дальше с… ну с тем, кого вы реконструируете?

– Не могу знать, – по-солдафонски ответил майор. – Возможно, субстанция будет переведена в прежнее состояние.

– То есть, снова умерщвлена? – уточнил я.

– Вы оперируете старыми понятиями, Тимофей Бенедиктович, – ощерился Деревянко. – Иисус разрушил ад, а мы нашли способ восстанавливать утраченную субстанцию. К сожалению, пока мы находимся только в самом начале этого процесса, и неудач у нас больше, чем успехов.

– Ровно в два раза, – заметил я. – Вы уже прошлый раз мне об этом сообщили. В общем, если говорить современным языком, то Агнешка, которую вы для меня в ы у д и т е из параллельного мира, через месяц, если я не найду денег, будет снова туда же отправлена? Это, батенька, прямо какой-то высокотехнологичный нанофашизм!

– Так это от вас, дорогой мой Тимофей Бенедиктович, зависит, отправится ли Агнешка туда, где она сейчас пребывает, или останется с вами! – воскликнул Антип. – Гауляйтером здесь будете вы, и ваша подпись будет стоять под приговором!

Вид у него был подтянутый, лихой, молодцеватый. Он только что выписал мне апперкот с последующим акцентированным в голову, и теперь гадал, буду ли я дергать ножками, лежа на полу, или тихо-мирно вздремну.