это, когда наши губы движутся в унисон. Поцелуй становится горячим и страстным
настолько, что от него мое сердце пускается в бешеный пляс. Его рука опускается на
мой затылок, пальцы запутываются в моих волосах, и я задыхаюсь, когда другая его рука
обхватывает мою талию и он дергает мое тело на себя.
На мгновение я теряюсь в ощущениях. Его рук. Его губ. Его тела напротив моего.
Боже, этот мужчина умеет целоваться. Настолько хорошо, что у меня ноги
подкашиваются.
Вернувшись с небес на землю, я вынуждена расцепить руки, которыми его обвила,
когда он разрывает поцелуй и медленно отстраняется. Мое тело и разум сражаются с
необходимостью снова притянуть его к себе.
179
— Береги себя и звони, если тебе что-то понадобится. Меня здесь не будет, но
Ригор уже в пути, и ему приказано обеспечить тебя всем необходимым. К тому же, он
будет проверять тебя каждый день, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.
Его взгляд падает на мои губы, я вижу, что он снова хочет меня поцеловать, но,
погладив меня по щеке в последний раз, он поворачивается и идет к своему пикапу.
Его уверенная походка и эмблема клуба многое говорят о том, какой он снаружи.
Но когда он хватается за дверную ручку и поворачивается, чтобы взглянуть на меня в
последний раз, я снова вижу его с другой стороны. Он хочет измениться. В его взгляде
притаилась надежда на что-то новое, и сожаление о том, что он сделал. Но сможет ли
он измениться, и измениться ли, еще предстоит выяснить. В следующее мгновение он
запрыгивает в пикап и уезжает.
Я понимаю, что мне либо придется остаться и ждать, чтобы посмотреть,
сможет ли он измениться, либо уйти и, возможно, сожалеть о том, что не узнала, по
силам ли ему это было сделать.
Когда пикап исчезает из поля зрения, я бросаю взгляд через плечо на Бетани и
обнаруживаю, что она смотрит на меня, стоя у своей парадной двери, безуспешно
пытаясь скрыть свое изумление.
Сидя рядом со мной, Бетани спрашивает:
— Лил подумала, что, возможно, ты захочешь подработать и помочь мне с Меддой.
Ты когда-нибудь приглядывала за детьми?
— Я присматривала за детьми с десяти лет.
— Правда, с десяти?
— Да, мы жили в многоквартирном доме, где было много матерей-одиночек. Мы
едва сводили концы с концами, чтобы выплачивать арендную плату за квартиру, поэтому
мама заставляла меня работать, чтобы я помогала всем, чем только смогу.
— Ничего себе, — сделав несколько глотков из своего стаканчика, она говорит: — Я
очень привередлива к тем, кого нанимаю в качестве нянек, но Мав сказал, что ты ладишь с
детьми, а я доверяю и его мнению, и мнению Лил. Но должна предупредить тебя, иногда я
могу быть мамой-медведицей. Я не хочу показаться сукой, но я хочу самого лучшего для
моих детей.
В ответ мою грудь сдавливает от боли. Именно такой я была, когда заботилась об
Уилл.
— Нет. Я понимаю. Просто скажи, чего ты от меня ждешь, и мы все решим. Если я
сделаю что-то, что тебе не понравится, или чего-то не сделаю, просто дай мне знать.
— Хорошо. Звучит неплохо. Давай сегодня вечером расслабимся, а завтра за
завтраком обсудим детали.