мою руку. — Смерть парит над нами день и ночь, и все же мы принимаем это как
должное. Мы забываем, что завтра нас может здесь уже не быть. Те, кого мы любим,
внезапно умрут. И наше время с ними истечет. Вот почему мне было так тяжело сохранять
терпение по отношению к тебе, когда я знал, что ты была той, кого я хотел. Никому из нас
неизвестно, сколько «завтра» нам отмерено. И я хочу провести их с тобой столько,
сколько смогу.
245
Он довольно долго просто держит меня, время от времени водя рукой вверх и вниз
по моей спине.
Все еще снедаемая любопытством, я спрашиваю:
— А как насчет других твоих татуировок? Те изображения на твоей руке.
— Истории. Из Библии. Истории, которые кое-что значат для меня, — опустив
голову вниз, он спрашивает: — Ты когда-нибудь читала Библию?
Я качаю головой.
— Моя мать не верила в Бога и всё такое.
— А ты веришь?
— Да, верю.
В памяти всплывают воспоминания об Уилл, когда она только-только родилась. Она
была такой красивой и идеальной. Такой счастливой малышкой. На сто процентов
здоровой, хотя Санни употребляла наркотики, курила и даже пила, вынашивая ее. Я
каждый день благодарила Бога за то, что он каким-то образом уберег ее и даровал мне.
Рука Мава замирает. Но через секунду продолжает свое движение.
— Когда я впервые начал читать Библию, я ненавидел ее. Я не понимал значения
большинства слов. Но, в конце концов, понял, и истории в ней заинтересовали меня,
потому что они были частью всеобщей истории, к тому же я любил читать о борьбе добра
со злом, — он усмехается, и я чувствую, как вибрации этого смеха отражаются от его
груди. — Только значительно позже я разглядел в этих историях жизненные уроки.
Истины, которые я всегда хотел запомнить и, возможно, разделить со своими детьми.
Задрав голову вверх, я спрашиваю:
— Ты расскажешь их мне? — он хмурится. — Истории, — я провожу большим
пальцем по его лбу и снимаю с него напряжение. — Ты сможешь попрактиковаться на
мне.
Его руки сжимают меня сильнее, кадык дергается, когда он сглатывает.
— Боже, Куколка. По-моему, ты понятия не имеешь, что со мной делаешь, — качнув
головой, он делает глубокий вдох. — Ладно, но не смейся. Это было давно, и я не лучший
рассказчик.
Я делаю вид, что запираю рот на замок, и улыбаюсь ему.
— О чем рассказать в первую очередь? — задумчиво произносит он, поднимает
свою руку вверх и поворачивает ее.
Я указываю на рыжеволосую женщину, срывающую с дерева фрукт. Я сходила с ума
от любопытства с тех пор, как увидела ее.
На этот раз он смеется во весь голос.
— Ева?
— Это ее имя? — он кивает. — Расскажи мне о ней.
Он начинает рассказывать мне об Адаме и Еве, Райском саде и змее. Поначалу он
путается, забывает упомянуть некоторые части и вынужден начинать по-новой, но через
минуту его страсть к истории берет свое, и он начинает добавлять детали, которые
почерпнул, изучая другие версии Библии.
Я задаю вопросы, и он старается ответить на все.
Он заканчивает и говорит:
— Видишь, что происходит, когда вверяешь судьбу всего мира в руки женщины? —
я легонько его ударяю, и он игриво смеется. Схватив меня за руку, он перекатывает меня
на спину, заводит руки мне за голову и сцепляет наши пальцы. Его губы завладевают
246
моими губами в медленном, но пламенном поцелуе. Откинувшись назад, он выдыхает: —
Я всегда считал, что маленький грех полезен для души.
— О, правда? — улыбаюсь я в ответ.
Он снова чмокает меня в губы.
— Да. Думаю, иногда мы должны грешить, чтобы найти свой путь.
Мой взгляд падает на ангела на его руке.
— А эта? Что она означает?
Он цепенеет и сжимает своими руками мои руки.
Заглянув ему в лицо, я говорю:
— Ты не обязан мне рассказывать. Мне просто интересно.
Он качает головой и отвечает:
— Нет. Наверно, ты должна знать, в случае если…
Его речь обрывается, и часть его тьмы просачивается наружу. Я вижу ее в его глазах.
— Дана была беременна.
Необъяснимая боль простреливает мою грудь.
— Ты — отец?
Затем до меня доходит смысл его слов. «
— Нет, — он отпускает мои руки и переворачивается на спину. — Я лишился этой
привилегии.
Что об этом говорила Бетани? Что Мав нашел Дану месяц спустя, и она была под
кайфом.
— Она сделала…?
— Не знаю. Все, что я знаю, она сбежала, когда была на шестом месяце
беременности. У нее был небольшой живот, когда она ушла. Когда я нашел ее месяц
спустя, она была тощей и без живота. Она больше не была беременна. Док сказал мне, что
ребенок не смог бы выжить, если бы она его родила между тем временем, когда ушла, и
тем временем, когда я ее нашел. На всякий случай я проверил все больницы.
— Ты говорил с ней? Выяснил, что произошло?
— Нет, я не разговаривал с ней. Будет лучше, если я никогда больше не увижу ее
лица.
Я кладу ладонь ему на сердце.
— Мне очень жаль, Мав.
Его рука ложится поверх моей.
Встретив мой взгляд, он говорит: