Derbi Braya Pylayuschaya Ember 1

пройти курс физиотерапии и прибегнуть к пластической хирургии.

Эмбер тяжело восприняла эти новости. Она тихо проплакала несколько часов, пока

не отключилась от изнеможения, а на следующий день была полностью изолирована от

всего мира.

Она, наверняка, проигнорировала каждое сказанное мною слово о Смоуке, который

круглосуточно сидел у постели Санни и не жалел средств, чтобы обеспечить ей лучший

уход.

Я не рассказал ей обо всем остальном.

О том, что Смоук попросил клуб разрешить ему остаться в Альбукерке. О том, что

несколько дней назад Пэппи сел за стол переговоров со мной, Эджем, Гризом, Дозером и

Смоуком. Мы сказали ему, что клуб проголосовал против переезда «Гринбеков» в Нью-

Мексико. Голосование не было связано с нападением на Кэпа, потому что теперь, когда он

очнулся, мы точно знаем, кто в него стрелял. А поскольку «Гринбеки» не имеют к этому

никакого отношения, мы сняли с них все подозрения. Печально, но факт... ответственным

за случившееся был один из наших.

Голосование в клубе против переезда «Гринбеков» было единогласным, потому что

ни один брат не хотел заниматься бизнесом и доверять человеку, который предал своего

вице-президента и заказал родную дочь. Содеянным Пэппи сам доказал «Предвестникам

Хаоса» то, о чем я твердил постоянно. Наши клубы живут по разным кодексам. У нас

разные приоритеты. И то, что мы ценим превыше всего остального, они ни во что не

ставят.

Я также сказал Пэппи, что Эмбер — моя старуха, и дал понять, что она, её сестра и

племянница находятся под нашей защитой. Если с ними что-нибудь случится, клуб

привлечет его к ответственности. У этого козла были яйца, раз он спросил, может ли

335

поговорить с ней, сказал, что речь пойдет о её матери. Я чуть не перепрыгнул через стол,

чтобы задушить его собственными руками. Я бы его прикончил, если бы Эдж и Дозер не

удержали меня. Вместо этого я прорычал, что, если он и его психованный сынок когда-

нибудь приблизятся к ней, я урою обоих.

Эдж закончил разговор новостью о том, что, пока мы не проголосуем иначе,

«Гринбекам» придётся найти кого-то другого, чтобы толкать свою дурь и отмывать

деньги.

Я не сомневался, что Пэппи кипел от негодования, чуть не лопнув от злости, но нам

было насрать. Кэп больше не принимал решения, мы делали это вместо него. И если

Пэппи не хочет развязывать войну, ему придётся смириться с нашим решением.

Затем я с «Предвестниками Хаоса» перешёл в другую часть пустого бара, где

находился Дидс и остальные «Гринбеки», которые пришли с Пэппи. Мы дали Смоуку то,

что он хотел. Возможность сойтись в поединке со своим старым другом. Без сомнений,

это было бы кровопролитное зрелище. Но мы сделали ставки на то, кто из них проиграет,

а кто победит. Разумеется, Смоук одержал победу, благодаря преимуществу в двадцать

фунтов над Пэппи и яростью, заключенной в его кулаках. Впрочем, больше всего нас

удивило то, что «Гринбеки» и Дидс даже не вышли вперёд, чтобы прийти на помощь

Пэппи, и, что Смоук оставил Пэппи в живых, бросив эмблему своего клуба на его

бессознательное тело, прежде чем уйти.

А вот о чем Эмбер знать не обязательно, так это о том, что, как я подозреваю, Пэппи

убил её мать, и именно по этой причине она так и не вернулась домой.

— Это безопасно? — произносит Эмбер срывающимся голосом, и я перестаю

дышать, задаваясь вопросом, не послышались ли мне её слова. Это первый, мать его, раз,

когда она заговорила со мной после того, как я убил Уорнера, и в моей груди расцветает

надежда.

— Я обеспечу безопасность, Куколка. Я не допущу, чтобы с тобой, Санни или Уилл

что-либо случилось. Клуб тоже не допустит. Таз, устроивший эту заварушку, получил от

клуба по полной программе, позволив Дозеру и нескольким братьям набить ему морду.

— Я не виню Таза.

Она говорит так тихо, что я её почти не слышу.

Я позволяю своим глазам пробежаться по её веснушчатому лицу, рыжим ресничкам,

носику, розовым губам и знакомой цепочке, которую она все ещё носит на своей шее,

после чего произношу:

— Я знаю, Куколка. Я знаю, кого ты винишь.

Она поднимает голову, и на секунду моё сердце замирает. Её взгляд останавливается

на моей груди и снова падает на одеяло.

— Тебя я тоже не виню.

— Мы оба знаем, что это чушь собачья.

— Нет, правда, — повышает она голос.

— Правда! — закипаю я. Она качает головой. Я сажусь на край кровати у её ног и,

расставив руки по обеим сторонам её коленей, стараюсь заставить её заглянуть мне в

глаза. — Тогда почему ты не смотришь на меня? Это из-за того, что я сделал? Потому что

теперь ты видишь меня в другом свете?

Она застывает и закрывает глаза.

336

— Нет, я благодарна за то, что ты сделал, — её ответ кажется искренним. — Это,

наверное, единственное, что помогает мне спать по ночам. Понимание того, что мне

больше не нужно беспокоиться из-за него.

Я наклоняю голову и изучаю её.

— Тогда почему ты не смотришь на меня? Почему отстраняешься каждый раз, когда

я к тебе прикасаюсь?

Она пожимает плечами. Поднимает руку и смахивает слезу, но другая уже скользит