Деревенская сюита

«Кажется, Дима приехал! — на дрожащих ногах пыталась приподняться Катя. Пульсирующая кровь набатом отозвалась в висках. — На кого я похожа, прямо пугало огородное! Переодеться не успела».

Дима кивнул и начал обрабатывать руки антисептиком.

— Как дела? — строго спросил он и бросил на Катю испытующий взгляд.

— Температура не сбивается. Голос у Сонечки пропал, и пить почти перестала. Головкой только мотает и спит уже два часа, не просыпается, — уныло отрапортовала она.

Дима помрачнел. Подошел к окну и погрузился в раздумье. Тягостное молчание затягивалось. Вдруг Катя судорожно вздохнула.

Он резко повернулся. Под его глазами обозначились полукружья теней. Около жестко поджатых и без того тонких губ острыми лучами залегли носогубные складки. Во взгляде плескалась безбрежная усталость. Стало понятно, что Дима вымотан до предела.

Она смотрела на него отрешенным взглядом.

— Дмитрий Сергеевич, пожалуйста, — зашептала Катя голосом, полным тоски и надежды, и прижала побелевшие кулаки к груди. — Пожалуйста, помогите! У меня есть… деньги. Только помогите. Пожалуйста!

Ее глаза блуждали по его лицу.

Дима дернулся, словно от увесистой оплеухи. Метнулся в кухню и вскоре протянул Кате ковш с водой. Капли тяжело падали со дна на пол. Видимо, зачерпнул прямо из ведра.

— Выпей. Зря я не отправил Сонечку в больницу. Ей там было бы лучше, чем дома с истеричной матерью.

— Х-хо-лод-на-я… — заломившие от холодной воды Катины зубы выбивали хаотичную дробь.

— Тебе полезно охладиться. Глядишь, всякая ерунда перестанет лезть в твои помутившиеся мозги! — Дима сложил на груди руки. — Теперь послушай меня. Я чертовски устал и хочу есть! И спать я тоже очень хочу! У меня мелькает в глазах от детских лиц и шумит в ушах от выслушивания легких, ломит рука от бесконечной писанины.

Он шумно выдохнул и строго посмотрел на Катю.

— Но я здесь. И отнюдь не из-за денег. Надеюсь, тебе понятно.

Она опустила голову. Неопрятные пряди свалявшихся за день волос упали на ее загоревшееся лицо.

Дима открыл чемоданчик, вынул упаковку с «системой»: одноразовые шприцы и две склянки с прозрачной жидкостью.

Не взглянув на Катю, попросил:

— — Пришли бабу Любу. А ты умойся, переоденься и поешь хоть что-то. Жди в кухне, когда позову. Без разрешения в комнату не входить!

Она подчинилась. Баба Люба тщательно вытерла полотенцем вымытые руки, снисходительно взглянула на нее и прошествовала в комнату.

Катя прошла в зашторенный закуток на кухне и стала быстро мыться.

С тщательно причесанными и убранными в аккуратный хвост волосами, свежим лицом, переодетая, она осторожно заглянула в чуть приоткрывшуюся дверь.

Старая женщина в чистом, отутюженном халате держала на весу в руках, облепленных медицинскими перчатками, перевернутую склянку с жидкостью. Ее лоб и волосы тщательно закрывал белый ситцевый платок. Из склянки змеилась тонкая трубка к ручке Сонечки.

Дима сидел возле нее на постели, как-то особенно ловко придерживал локтевой сгиб тонкой детской ручки одной рукой и не менее ловко фиксировал тельце другой. Из склянки капал раствор — медленно, капля за каплей.

Он что-то шепотом говорил бабе Любе. Та важно кивала.

Катя горько вздохнула и отошла от двери. Подошла к столу и аккуратно сняла старый шерстяной платок с кастрюли. Приоткрыла крышку. В лицо вкусно пахнулоупревшей пшенной кашей.

«Нет, я не смогу проглотить ни ложки, пока дочке не станет легче! И вообще, мое место возле Сонечки, что бы Дима себе ни придумывал!» — она водворила крышку на место и вновь укутала кастрюлю платком.

Решительно открыла дверь в комнату. Процедура закончилась, Дима собирал сумку.

Катя присела на краешек кровати. Прикоснулась губами к влажному прохладному лобику дочки — температура, похоже, снизилась. Внезапно Сонечка открыла глазки и прошептала: «Мамочка, не уходи! С тобой хочу!».

У Кати защипало в носу от подступивших слез.

«Нет! Наплакалась, хватит. Не дождетесь!» — неизвестно для кого выдала она внутренний монолог.

Спокойно взглянула на Диму:

— Я очень благодарна! Дальше сама. Честное слово, справлюсь! Поздно уже, тебе пора отдыхать.

Он вздохнул и что-то исправил в листке назначений.

— Продолжайте лечение. Пить как можно больше. Завтра заеду во второй половине дня. Всего доброго, — Дима направился к двери.

Не тут-то было! Баба Люба грозно встала в дверях:

— Глянь, что удумал! Чтоб я тебя из дома в ночь голодного выпустила?! — на лице старой женщины от негодования проступили алые пятна. — Не бывать этому, за стол быстро! А Катерина с дочкой ляжет. Мы с тобой, Дима, свое дело сделали! — и плотно прикрыла дверь на кухню.

Катя окинула взглядом комнату.

На столе горела старая настольная лампа с выцветшим, когда-то ярко-оранжевым, абажуром.

Катя вынула из шкафа большой, в мелкую клетку, старинный носовой платок. Накинула на лампу. Яркость лампы поубавилась, появился уютный полумрак.

Потом ловко переодела спящую дочку, сменила влажную наволочку и пододеяльник. Простынь менять не стала, просто накинула на нее вдвое сложенную чистую. Смерила Сонечке температуру. Ртутный столбик оптимистично показал 37,3.