Деревенские адвокаты

— Это что за самоуправство, что за самоволие такое? Откуда такая спесь? Кто дал Зулькарнаеву право с печатью играть? Печать не девица — хочу женюсь, хочу разведусь. Панимаешь! — это он уже добавил для красы. — Где твоя честь, где афтаритет? Комар ужалил, а ты «разбой» кричишь? Красноармеец ты, который кровь проливал, или… это… Ладно, этого не скажу… Что, нюня, разобиделся? Вот еще барин, его превосходительство, хочет — приходит, хочет — уходит. Через нас, через наши головы переступить хочешь? Не выйдет! Ты не по своей воле сюда сел и так просто, по своей обиде не уйдешь. Нет, товарищ Зулькарнаев, кроме тебя еще мы есть. Мы! — он повернулся к народу и двумя руками обвел сидящих.

Кылысбаев пытался остановить его, но перебить Враля ему было не по силам.

— Есть мы, ямагат, или нет уже нас?

— Есть! — закричали. — Есть!

— А коли так, товарищ палнамуч, ни ты, ни разобиженный Кашфулла сами этого вопроса разрешить не можете, его мы решать обязаны… Покуда наш председатель нам годился?

— Годился, годился!

— Очень даже неплохой!

— Тогда побьем–потрясем и обратно на место посадим. Согласны?

— Согласны! Согласны!

— Пусть остается! Нурислам совсем разошелся:

— Вот что я тебе скажу, палнамуч Кылысбаев, ты нас и волостью, и властью не пугай. Мы сами себе власть! В волость тоже, бывало, хаживали, дорогу знаем. И с начальством тамошним знакомы. Одного тебя в первый раз видим.

— Погодите–ка, товарищи! — высоко поднял руку Кылысбаев. — Это же не собрание. Это черт знает что такое!

— Ты сам вначале сказал, что это собрание и не собрание вовсе, — напомнил Нурислам.

Кылысбаев, конечно, из самоуверенных гордецов, но не совсем же безмозглый, понимает: сколько бы жеребенок ни лягался, но горы не свернет. Кроме двоих–троих сомневающихся, Кулуш стоит крепко. Собрание без вожжей, без уздечки несется. Нужно и то сказать, в те времена ораторов назначать, подготавливать, определять, кто о чем должен говорить, заранее собирать голоса — обычая еще не было. У людей — что на уме, то и на языке. Потому неправой воле одного не подчинились. Кылысбаеву, чтобы потом дать отчет в волости, надо было что–то делать. Он ведь думал: «Приеду, разоблачу и скину. Делов–то, на пять минут…» Ан не вышло, дела закрутились по–иному. Самое простое, законное — поставить на голосование. Тут уж и волостное начальство не придерется.

— Вас понял, ступай, садись на место, — сказал он Ну рисламу. — Ты, Зулькарнаев, тоже садись.

— А печать? — забеспокоился Враль.

— Положи на место. Никто не тронет.

Нурислам вынул из кармана печать со штемпелем и положил на белую тряпицу. Но, спустившись со сцены, на место не сел, стал, прислонившись к печке. Еще неясно, может, кончилась схватка, а может, и нет, надо быть наготове.

— Одно дело разговор, товарищи, и совсем другое дело — документ. Мне документ нужен, — решил подытожить уполномоченный.

Но в этот раз слово «Документ» прозвучало не так грозно, как давеча, за это время в кулушевцах отваги прибыло.

— А где мы его тебе возьмем? — спросил кто–то.

— Брать не надо, — Кылысбаев уже совсем приглушил голос. — Все, о чем говорили, поставим на голосование и узаконим. Первым было предложение снять Зулькарнаева с работы. Ставлю на голосование.

Опять поднялся крик:

— Не было такого предложения!

— Не слышали!

— Кто предложил?

— Я, — сказал уполномоченный.

— Ты не из нашего аула!

— Ты его не выбирал!

— Высокий ямагат! С одной стороны, товарищ Кылысбаев тоже из нашей волости, большой начальник, палнамучем приехал к нам, с другой стороны, его слова тоже нельзя со счетов сбрасывать, — залебезил завсегдатай мечети Искандер. — Надо принять предложение.

— Ладно, пусть по его будет.

— Давайте руки поднимать!

— Ставлю на голосование первый вопрос. — Кылысбаев подошел к краю сцены.

Его тусклый взгляд во второй раз обошел всех собравшихся, на этот раз и сидевших в задних рядах не упустил.

— Кто за то, чтобы снять Зулькарнаева Кашфуллу с председателей, пусть поднимут руку. Смелее товарищи, смелее!

«Смелых» оказалось пять или шесть.

— А кто за то, чтобы Зулькарнаева оставить на месте? Дружно взлетели руки.

— Теперь поднимите руки те, кто воздержался! Клуб молчал.

— Воздержался кто или нет? Собрание в смущении молчало.

— Ты только погляди, о чем спрашивает, бесстыдник! — громко зашептала соседке Партизанка Шаргия. Даже ей стало неловко.

— Мы, браток, перед таким важным собранием не то что воздержались, еще и тахарат — омовение совершили, — весьма доходчиво пояснил Нажип с Носом. — Только зачем это в волости нужно знать?

Тут наконец дошло и до Кылысбаева. Нет, такого черного невежества, как в Кулуше, он не встречал нигде! Уполномоченный вспыхнул от стыда и злости. Хотел было объяснить, уже рот открыл, но по тому, как заблестели глаза у опамятовавшихся кулушевцев, понял, что лучше разговор о воздержании на этом прекратить.

— Значит, так… — сказал он. — Большинством голосов Зулькарнаев остается председателем. Потворствуете, понимаешь! Так в протокол и запишем. Но смотрите, как бы потом сами не пожалели. Все, собрание закрыто. Расходитесь!