Деревянная грамота

- Да ему табак нужно было вывезти! - не выдержал старый подьячий. - Он мне прямо сказал - знать не знает, чего от него Земский приказ добивается, а боится, что табак у него найдут. И я ему посоветовал - в ту ночь держать сани наготове. Я-то знал, что вы там кого-то наверняка поймаете, шум подымется, стрельцы сбегутся. А под шумок и можно бы огородами тот табачище вывезти. Вот те крест, Гаврила Михайлович! Больше ничего ему и не говорил! А грамоту он не вывез - кабы вывез, ее бы те чертовы конюхи вместе с мешком табака захватили!

- Так это, выходит, конюхи за табаком погнались? - наконец сообразил Деревнин. - И мешок табаку к Башмакову спозаранку отнесли?..

- Врет же! - завопил Стенька. - Врет, как сивый мерин! Гаврила Михайлович, да Грек же еще раньше ту грамоту вынес тайно и ему, Протасьеву, передал! Когда приезжал к нему тайно! Стрельцы-то барашка в бумажке получили - да и в другую сторону смотрели, когда он из печатни выезжал! А еще брешут, будто шубу с него снимали, самого по косточке перебрали! ..

- Степа, не галди! - прикрикнул Деревнин. - Коли Семен Алексеевич врет так я ему про то скажу! А ты - не смей! Да и проверить можно насчет табака...

- Да коли врет?! . - Стенька прямо застонал и, потрясая в возмущении руками, наставил пистоль прямо в небо.

- Пистоль не опускай, сволочь! А ты, Семен Алексеевич, сделай милость, растолкуй - просил ли тебя тот еретик Грек грамоту припрятать, сам ли ты ему предложил, или что иное было? И гляди мне! Я ведь тих-тих, а при такой нужде не к нашим дьякам, а к Башмакову пойду! Мне моя спина твоей особы дороже!

- Да мне бы кто растолковал, на что Башмакову та грамота?! . - возопил старый подьячий. - Грек плакался - принес ты ему, говорит, писание на дереве, которому лет двести, а то и поболе, держался ты за то писание, как утопающий за соломину, никакими способами он у тебя те дощечки выпросить не мог! А потом их и вовсе унесли! Оставил бы у Грека глядишь, и уцелели бы! Он всякие древние диковины любит, душу за них сатане продаст!

- Какие тебе еще древние диковины?.. - тут в голове у Деревнина сделалось помутнение. - Коли это древность еретическая, чего же за ней Башмаков конюхов гоняет?!

- А его спроси!

- Сдается и мне, что ты, брат, врешь.

- Врет он, врет! - зашумел, обрадовавшись, Стенька. - Слово и дело государево!

Перепугавшись до полусмерти, что кто-либо посторонний может у себя на Балчуге услышать этот верноподданический вопль души, оба подьячих, не сговариваясь, кинулись затыкать ярыжке рот. Причем Протасьев не побоялся даже уставленной на него пистоли, а Деревнин не пожалел вышитой рукавицы.

- Как докажешь? - держа в охапке мычащего Стеньку, быстро спросил Деревнин.

- Да хоть меня на одну доску с Греком ставь! Он то же самое скажет! Вот пошли за ним, доставь его к Башмакову - да там и спрашивай! И он тебе ответит, что деревянная книжица еще при татарах писана! Он-то в таких делах толк знает!

- Башмаков тоже в своем деле толк знает!

- Послушай, Гаврила Михайлович, Христа ради, отпусти душу на покаяние! Сплоховал я, не догадался - надо мне было сразу за стрельцами посылать, чтобы того Грека взять под караул!

Протасьев, умоляя, схватил Деревнина за рукав и, придерживаясь, попытался рухнуть на колени с наименьшими затруднениями.

Стенька замычал так выразительно, что Деревнин понял.

- Коли бы с глазу на глаз, так, может, и сговорились бы, - не мешая коленопреклонению, с намеком молвил он. - А помощничек мой, вишь, горяч! Мы-то с тобой пуд соли вместе съели, а он с тобой разве что на Пасху крашеными яйцами сменялся. Уж и не знаю, как быть...

Протасьев смотрел на товарища снизу вверх, и Стенько подивился тому, как жестка его длинная, почти седая борода - торчит, словно из доски выстрогана, хоть чернильницу на нее ставь.

- Да разве мы со Степой не договоримся? - сразу все понял Протасьев. Есть у меня однорядка скарлатного суконца, зять только раза два и надел, а потом пробовал влезть, да в груди поширел, не застегнуть! Вот на Масленицу было бы в чем пощеголять! А то утварью могу, хоть оловянной, хоть медной...

Деревнин вдруг выдернул рукавицу из Стенькиного рта.

- Сковороду проси! - велел. - Большую, медную! И от однорядки не отказывайся! А мне, сироте, и десяти рублей довольно будет, чтобы шуму зря не поднимать.

- Десять рублей?! Да где ж я тебе возьму?!

- А ты поищи, Семен Алексеевич. Мне-то бумагу найти нетрудно, а перо в пернице и чернильница на поясе у меня всегда при себе. Вот и напишу Башмакову весточку... Тебе-то на старости лет такие весточки ни к чему! За мздоимство неприкрытое, да еще в государственном деле, знаешь что бывает? И поболее десяти рублей в казну отпишут!

На том и столковались.

В тех же санях, но только посадив за кучера Стеньку, поехали к Солянке и сопроводили Протасьева до самого крыльца. Деревнин взошел вместе с ним в хоромы, Стеньке велел ждать. И скоро появился с добычей. Выйдя на улицу, кинул ее в сани, опять велел брать вожжи в руки.

- Ко мне! - распорядился. - Там Игнатий ждет, так мои орлы бы его не напоили...