Деревянная книга

– Примите же боевое оружие – символ доблести предков ваших. И пусть перетечет она в ваши мышцы и ваши души, и не оставит места страху, мелочной злобе, зависти, подлой мести и жалкой трусости. Помните, кто предал дело Прави, тот не достоин умереть от Меча, его удел – топор, каким хозяйки отрубают голову курице. И нет места ему в Ирии на полях Свароговых, и нет места в войске Перуновом! Бросив власы свои в огонь, вы дали знак Отцу, что готовы встать в ряды защитников Прави. Поднимите же мечи к небу. Нелегко это будет сделать, но сумейте отрешиться от слабости, чтоб получить благословение Перуна и стать его воинами!

Слова волхва звучали уже не в ушах, а где-то в самом мозгу. Протянув руки раскрытыми ладонями вверх, Светозар принял меч, который так же на вытянутых руках передал ему Микула. Меч показался невероятно тяжелым. Прикоснувшись сухими устами к его гладкой полированной поверхности, Светозар начал вставать с колена, одновременно поднимая меч навстречу звездному небу. Тяжесть оружия, казалось, удесятерилась, мышцы на руках и ногах напряглись, как струны. Когда лезвие было уже на уровне глаз, Светозар почувствовал, что поднять его выше больше нет сил. Если он сейчас опустит клинок, это будет обозначать, что он еще не готов стать воином. Никто не станет смеяться и никогда не вспомнит об этом, но куда потом деваться от стыда перед самим собой? Еще одно усилие – пот заблестел на висках, руки задрожали от напряжения, меч приподнялся вверх еще на палец, не более, на полированном лезвии заиграли блики огня.

«Сила тела человеческого имеет пределы, а где кончается сила Оума божеского – никому неведомо. Вот рубишь ты, к примеру, сук, а силы в руке не хватает, так собери силу мысли и пусти чуток впереди меча – отчленит сучок, как не бывало!» – голос Мечислава прозвучал внутри так ясно, будто они сейчас сидели, беседуя, на Перуновой поляне.

Светозар собрал сгусток мысли и послал его вверх, за ним взметнулись руки с мечом. Все невидимые нити и верви прошлого, что держали его руки, что связывали с былыми ошибками, обидами и горестями – все они будто разом лопнули, и меч легко простерся над головой, а перед очами вспыхнула бело-голубая молния.

Когда Светозар вновь обрел способность видеть и слышать, он оглянулся вокруг и заметил, как заговорили, задвигались и заулыбались люди, а к каждому из юношей направилась девушка, неся пояс и ножны. Увидев сияющие глаза Ивицы, Светозар понял, что ему не почудилось: Перун принял его. Юноша опустил меч, опоясался и вложил его в ножны. Теперь он мужчина, защитник, воин.

Посвящение прошли все девятеро.

По такому случаю отец Велимир повелел открыть хранившийся у него кувшин старого хмельного меда, который он тайно берег для какого-либо значительного события.

– За новых воинов, да хранит их Перун! – провозгласил он и плеснул в огонь жертву богам.

Люди трижды прокричали «Слава!» посвященным юношам, и сила выдержанного меда заиграла в их очах радостью и задорным блеском.

Этой же ночью лагерь переместился. Повозки, скот и прочий скарб были надежно спрятаны в глубине леса, куда вряд ли сунутся кочевники.

Мужчины легли спать с оружием под рукой. Светозар, сжимая рукоять Мечиславового меча, быстро окунулся в молодой и здоровый сон.

Глава восьмая. Сеча

А Жаля с Кариной стенали над убиенными и плакали так горько, как, может, никогда еще не рыдали. Ибо они видели не только смерть русов на этом поле, но и конец веры исконной, самими богами завещанной. Видели ослабление Руси и многую кровь, пролитую в междоусобицах, когда брат восстанет против брата, и будет заключать союзы со злейшими врагами против собственных сыновей, отцов и сородичей. И те, павшие, уже не услышат плача Жали и стенаний Горыни, и Перуница не принесет им питья бессмертия, ибо падут они в войнах неправых, братоубийственных.

Утренний туман стелился над изгибом реки, то тут, то там запутывался клочьями в прибрежных кустах, причудливым белесым змеем растекался по низинам и балкам.

Неширокая река, вынырнув из леса на открытый степной простор и, словно испугавшись бескрайней шири, еще некоторое время текла по краю, прижимаясь к деревьям, затем устремлялась вдаль, но, пропетляв между холмов и описав огромную подкову, она вновь убегала в спасительный лес к его прохладным теням и живительным родникам.

Русская дружина расположилась как раз внутри этой голубой подковы, которая охватывала тыл и фланги, а дальше с одного бока темнел лес.