Деревня "Нюркин луг", или тайна печатной машинки

Теперь уже я замолчала от правдивости его слов. Вот только слышать эти слова из уст вечно хмурого и недовольного Себастьяна было непривычно.

— Ты же и сама знаешь. Смогла бы пройти мимо больного, зная, что можешь вылечить его?

— Нет, скорее всего. Но у меня это другое.

— Такое же. Тебе либо все равно, либо нет. Третьего варианта не существует.

— Существует. Когда ты хочешь что-то сделать, но не можешь. Скажем, смерть. Против неё я бессильна, как бы ни старалась.

— Значит, и пытаться не стала бы?

— Да... Стала бы, конечно.

— То-то и оно.

Он пошевелил палкой угли, подкинул в костер сухих веток и уселся обратно на прежнее место.

— Ты всегда жил в лесу?

Мужчина не ответил. Молча уставился на огонь, лицо его стало угрюмым. В глазах плясали искорки костра, а вид становился все более задумчивым и грустным.

— Извини, я что-то не то сказала? — осторожно спросила я.

— Нет, не всегда, — поразмыслив, ответил он.

— Ты жил в какой-то из тех деревень, что мы прошли? Или будем проходить?

— Мою деревню мы проходить не будем.

— А где она? Далеко отсюда? Много людей в ней живёт?

— Нет её больше, — мужчина кивнул в сторону спящей кобылы. — Вон только Яра и осталась.

Он стиснул зубы, а я уже жалела, что подняла эту тему.

— Мне жаль.

— Угу.

Еще несколько молчаливых минут мы сидели, не сводя глаз с потрескивающих в темноте поленьев. Потом я улыбнулась, повернула голову к охотнику и мягко спросила:

— Как тебя все таки зовут? Немного странно, что мы тебя Себастьяном зовем.

Он посмотрел на меня, усмехнулся и снова отвернулся к костру.

— Никита.

— Приятно познакомиться, — хихикнула я, с удовольствием разглядев на его лице улыбку.

Борис хрюкнул, перевернулся на спину и захрапел почище Тимофея.

— Еще один, — простонал охотник, а мне стало смешно.

Скоро вернулась парочка и мы улеглись спать. Я долго не могла заснуть, даже несмотря на усталость и ломоту в мышцах. Не выходил из головы разговор с Себастьяном. Впервые за все то время, что мы встретили его, мне показалось, что он был настоящим. Без масок, напускной грубости, без костяного панциря. Живой человек с чувствами и сердцем. С душой. Вероятно, раненой когда-то.

Тряхнула головой, понимая, что думаю об этом человеке непозволительно долго, закрыла глаза и постаралась скорее заснуть.

*****

— Вставай, увалень! — пихала Дарëна хряка в бесполезной попытке разбудить. Но тот только хромче хрюкнул и продолжил спать. — Да что с ним такое то?!

— Может я рогами его разок, а? — предложил свою помощь Боян.

— Вот я сейчас тебе эти рога как подпилю, чтобы никуда ими не тыкал больше!

Охотник, проходя мимо, махнул мне головой.

— Ну что, травница. Сработало твое снадобье. Иди теперь сама и буди хряка, а то мы и до завтра через горы не перейдем.

Я цокнула, подошла к взъерошенной Дарëне и вместе с ней принялась будить соню.

— А-ну вставай, Борис Борисыч, пока здесь тебя не оставили!

Хряк продрал свои блестящие глазки-бусинки, обвел сонным взглядом стоящую над ним компанию и зевнул.

— Что, уже утро?

— День уже давно! — проворчала рыжая. — А ты спишь. Даже Тимофея разбудить и то проще.

С трудом подняв от земли толстое тело, хряк снова зевнул и, пошатываясь, поплелся следом за нами. Я же на всякий случай забрала высохшие у костра корешки синюхи под фырканье Себастьяна.

Мы шли сначала в гору, петляя по каменистым тропкам. Гора была не высокой, тем не менее подъем далеко не всем давался просто. В частности, и я, и Борька, пыхтели, как старики. Кажется, и хрюкали оба. Свин переставлял заплетающиеся ноги, пошатывался. Мне становилось его жалко. Но и смеяться вместе со всеми над его страданиями момент не упускала.

— Борис Борисыч, вы там не спите?

— Одеялко подоткнуть?

— Сказочку?

Но в том состоянии, в котором шёл Борис, он был не в силах даже реагировать на наши подколы. Зевал и прикрывал глаза, практически засыпая на ходу.

— Ой, горе ты, горе, — вздохнул Тимофей, присел и заворотил толстяка себе на плечи. Борис довольно причмокнул и закрыл глаза. А через минуту мы все уже громко хохотали от того, как гулко разносился по горной долине храп порося.

К обеду взобрались на вершину. Немного пройдя по горной тропе, добрались до перевала. После чего, идти стало намного легче. Даже Борька, отдохнув, спускался сам, без помощи мельника. Всю дорогу шутили, разговаривали, все больше напоминая компанию друзей, нежели случайным образом собравшихся вместе путников.

Когда каменные склоны остались позади, а под ногами снова стала появляться трава и лес вырос по сторонам, Себастьян остановился. Дал нам знак замолчать и начал оглядываться. Его сосредоточенность меня немало напугала. Как, впрочем, и остальных. Изучив взглядом округу, он легонько потянул Яру за повод и шагнул вперёд.