Дерево-людоед с Темного холма

– А? – раздраженно ответил он.

– Я многого не понимаю. Прошу, объясни, как внутри дерева оказались четыре тела? Как они попали туда, если в стволе нет достаточно большого отверстия? Неужели их действительно съел камфорный лавр? Таку умер по естественным причинам? Ты говорил о возможном убийстве, но кто мог его совершить? И госпожа Ятиё… Кто мог напасть на пожилую женщину и нанести ей такую тяжелую травму? Без твоих объяснений я не смогу написать книгу.

– Тогда делай заметки, – сухо ответил Митараи. – Я просил детектива Тангэ и его коллег выяснить, кому принадлежат эти тела, так что в течение дня-двух должны появиться какие-то сведения. Но надеяться на конкретные имена и адреса не стоит…

– Но как это связано с делом? Ты же говорил, что…

– Отстань! – Митараи поднялся с ковра и теперь уселся по-турецки. – Естественно, все связано.

– Тогда кто наш преступник? Тот, кто спрятал четыре тела внутри дерева, убил Таку и нанес серьезные травмы Ятиё… тот же человек, что убил девочку еще в сорок первом году?

– Я сейчас этим занимаюсь. Не могу пока сказать наверняка, но вероятность высокая.

Я задумался о том, мог ли камфорный лавр быть главным подозреваемым. А если не он, то кто?

Но откуда тогда мог взяться клей? Вряд ли дерево могло приклеить волосы к черепам.

Возможно ли это? Я продолжил размышлять. Волосы, приклеенные к черепу, кажутся чем-то искусственным, но в соках дерева вполне могло быть какое-нибудь клейкое вещество, из-за которого они оказались приклеены абсолютно случайно. Можно ли по ошибке принять природный фермент за желатин? Мне это казалось невозможным.

Поздним вечером Миюки ушла к себе в комнату делать уроки, ведь завтра предстоял ранний подъем. Я сильно устал и хотел спать, но, боясь, что Митараи упрекнет меня в том, что я оставил его в одиночестве и предпочел сон, принял решение остаться с ним в кабинете. Мне было сложно изображать бодрость, поэтому я все же прилег на диван.

Леона тоже осталась с нами в комнате. Сев на край второго дивана, она что-то читала. Присмотревшись, я понял, что это сценарий – фильма или, может быть, радиопередачи. Читая, она тихо проговаривала свои реплики вслух.

– Леона-сан, – внезапно Митараи позвал ее по имени, нарушив долгую тишину, затянувшуюся на несколько часов.

– Да? – удивленно ответила девушка.

Митараи приблизился к Леоне, аккуратно, стараясь не задеть сваленные на полу книги, толкая перед собой стул на колесиках, стоявший у письменного стола. Похоже, спустя часы кропотливого изучения записей на полях он наконец что-то осознал: его глаза, красные от напряжения и усталости, заблестели.

Я встал с дивана, желая узнать, что же произошло.

– Леона-сан, не могли бы вы рассказать о мистере Пэйне? Что вы о нем помните? – спросил Митараи.

– Да не о чем говорить; ведь отца уже не было рядом, когда я достаточно подросла, чтобы как следует познакомиться с ним.

– Подойдет и общий образ, воспоминания…

– Скромный, строгий, прирожденный учитель. Всегда аккуратно одет, высокий, красивый. Англичанин, любящий Японию. Об этом мне рассказала мама и другие люди.

– Понятно. И ваши воспоминания совпадают с их рассказами?

– В принципе, да. Он, казалось, жил четко по часам: время подъема, прогулок и приемов пищи, даже меню зависело от конкретного дня недели! В понедельник всегда одно, а во вторник – другое. Мама говорила, что соседи, завидев отца на прогулке, принимались подводить стрелки часов.

– Совсем как робот…

– Да, наверное. Думаю, отец всегда следовал четким моральным принципам. Он не курил, даже трубку, не пил алкоголь, не бегал за женщинами. Вся его жизнь заключалась в чтении книг, воспитании детей и коллекционировании японского искусства.

– Серьезный человек.

– Да.

– Вы, должно быть, уважали отца?

– Ну… да, ведь моя мать и все вокруг уважали его.

– Помните разговоры с отцом?

– Это было очень давно, я была совсем маленькой, поэтому не вспомню содержания…

– Совсем ничего не помните?

– Говорили о растениях в саду. Он рассказывал, что в такой плодородной земле, как в Японии, растет много прекрасных цветов.

– А что насчет камфорного лавра на заднем дворе?

– Он говорил, что это – монстр.

– Монстр?

– Да. И если его обидеть, то оно прольет чью-то кровь. Да, он часто говорил, что это страшное дерево.

– На японском?

– Нет, на английском. Отец вообще не говорил по-японски.

– Совсем ничего не понимал?

– Нет, думаю, понимал на слух, но не мог говорить.

– Правда? Он очень любил японскую культуру и искусство, был добр ко всем японцам, но совсем не пытался научиться языку?

– Да, наверное, интересы моего отца были весьма специфичны… Что вы хотите сказать, детектив?

– Мне интересно, что же заинтересовало мистера Пэйна в Японии… Поехав во Францию для изучения культуры, вы первым делом возьметесь за язык, так ведь?

– Возможно, но разве интерес простого обывателя не может отличаться от подхода ученого?

– Мистер Пэйн все же был педагогом. Он наверняка знал, что для понимания культуры страны просто необходимо хоть немного изучить ее язык.