Деррида

Как и на многих других конференциях в Серизи, по крайней мере в это время, атмосфера далеко не только рабочая. Жан-Люк Нанси, который увидел это место именно тогда и был в полном восхищении, вспоминает, что эта конференция проходила в «дионисийском настроении», характерном для эпохи, наступившей сразу после 1968 года: «Во всех углах говорили и спорили обо всем на свете, это была небольшая оргия, не только интеллектуальная, но и чувственная»[636]. Завязывается много отношений, более или менее открытых. У Жака Деррида уже была репутация соблазнителя, и это не первая его авантюра. Но эта, несомненно, первая, которая превратится в подлинную страсть. Чтобы сбежать на какое-то время из несколько удушливой атмосферы замка, Жак по вечерам уезжает вместе с Сильвиан в Довиль или Кабур. Впрочем, в Серизи он не задерживается, а уезжает в разгар конференции, как и было заявлено заранее.

В следующие недели Жан-Ноэль Вюарне, чрезвычайно расстроенный, упоминает вскользь об интеллектуальных и любовных страстях, разволновавших участников Серизи. С этого момента с Сильвиан они «окончательно рассорились»[637]. В письмах Деррида не упоминает о своих отношениях с молодой женщиной даже самым близким друзьям, но не может скрыть беспокойства. Филиппу Лаку-Лабарту, который пересказывает ему последние дни конференции и, в частности, антидерридеанский выпад Жана-Франсуа Лиотара, он пишет:

Для меня эта конференция, которая запомнилась многими болезненными и даже очень болезненными воспоминаниями, к счастью, останется важной благодаря встрече с некоторыми друзьями, прежде всего с вами, и это внушает мне ощущение уверенности, которое бывает у меня редко, все реже и реже. Вот что меня поддерживает. И так же поддерживало меня все то, о чем свидетельствует великолепный текст, который вы мне передали: строгость, трезвость, полное отсутствие самодовольства, открытость тому, за чем сегодня действительно нужно наблюдать, в местах, в которых, я бы сказал, если вы позволите, нам не очень-то и стоит ошиваться… В сегодняшней ситуации – в которой, как вы можете представить, мне часто очень плохо и очень одиноко, – это отношение, о котором я только что сказал и которое у меня с очень немногими (практически ни с кем, кроме вас, Нанси, Потра), имеет для меня абсолютно решающее значение[638]

[639].

С Лаку-Лабартом и Нанси постепенно образуется настоящий союз. Во время конференции на одной из прогулок по парку в замке Деррида рассказал им о Мишеле Делорме и новом издательстве с кооперативной структурой Galilée, которое скоро начнет работу. Он предложил им доработать свое исследование по Лакану до объемов небольшой книги, а не длинной статьи, пообещав порекомендовать этот проект Мишелю Делорму. Сам он как раз заканчивает текст о Кондильяке, который должен послужить предисловием к «Опыту о происхождении человеческих знаний» – потом он станет «Археологией фривольного». Он чувствует усталость и работает «медленно, без страсти». «Кондильяк – это текст, так сказать, рутинный», – объясняет он Роже Лапорту[640]

.

Работа прерывается на исправление верстки двух книг, которые должны выйти осенью в Minuit, – «Полей философии» и «Позиций». По признанию Деррида, он плохо умеет править верстку, и эта скучная работа омрачает те недели, которые он проводит в Ницце, в маленькой квартире на улице Пармантье. В письме, отправленном Мишелю Деги, он не пытается скрыть своего дурного настроения, но при этом скрывает от своего старого друга одну из главных его причин – невозможность встретиться с Сильвиан.