Деррида

2 декабря 1972 года в Le Journal de Genève Джон Э. Джексон называет Жака Деррида «трудным автором, но единственным современным философом, которым восхищается Хайдеггер», тем, кого, «говорят, он считает единственным современным философом, достойным этого имени»

[644]. Хотя формулировка несколько рискованная, внимание автора «Бытия и времени» к автору «Письма и различия» и в самом деле, судя по всему, не ослабевает. В Страсбурге Люсьен Брон, хорошо знавший Хайдеггера, попытался несколько раз организовать встречу, настаивая на том, что она должна иметь непротокольный характер. 16 мая 1973 года Хайдеггер отвечает ему, что был бы рад «познакомиться с господином Деррида, который уже прислал некоторые из своих текстов», но в ближайшие недели у него слишком много дел и он хочет отложить этот визит до осени[645]

.

Во всяком случае, Хайдеггер продолжает осведомляться о Деррида. На своем семинаре, который окажется последним, в сентябре 1973 года он принимает у себя бельгийского феноменолога Жака Таминье. За разговором о том о сем проходит три четверти часа, и вдруг Хайдеггер прерывает своего гостя: «Господин Таминье, мне говорили, что работы Жака Деррида очень важны. Вы их читали? Я был бы вам признателен, если бы вы объяснили мне, в чем их важность». Таминье крайне смущен, тем более что до ритуального завершения встречи, о котором объявляет супруга философа, остается всего десять минут, а ему приходится объясняться по-немецки:

Я не мог рассказать ему о «деконструкции», не попав впросак, поскольку мешало мне то, как сам он пользовался словом «Destruktion» – раньше и по-другому. Что касается «différance» с «а», попробуйте-ка, если сами думаете на романском языке, перевести это без педантства на немецкий, особенно если перед вами мыслитель онтологического различия. Поскольку накануне он рассуждал о своем отношении к Гуссерлю, взяв за пример «Логические исследования», я, не найдя ничего лучшего, попытался сделать невозможное – кратко пересказать «Голос и феномен»… Я быстро и чрезвычайно схематично изложил выявленные ставки гуссерлевского различия выражения и указания. Но по реакции Хайдеггера я сразу понял, что провалил задание. «Ach so! Sehr interessant! – сказал он мне, и поспешил добавить: – Но думаю, что в том, что я писал, есть вещи, довольно близкие тому, что вы только что сказали». Поскольку тут как раз вошла мадам Хайдеггер, чтобы прервать нашу беседу, я только и успел, что пробормотать: «Да, да, конечно, он вам многим обязан, но это все-таки совсем другое»[646].

В октябре 1973 года Филипп Лаку-Лабарт уведомляет Деррида о том, что Хайдеггер, который слишком устал, снова попросил перенести встречу, которую они запланировали, но все же он не хочет отказываться от этой идеи: «Поскольку Хайдеггеру это, похоже, важно, встреча рано или поздно состоится»[647]

. Но сбыться ей было не суждено: здоровье мэтра из Фрайбурга мало-помалу ухудшается, и 26 марта 1976 года он умирает. Встреча так и не состоялась. Но нельзя сказать наверняка, что Деррида об этом действительно жалел: шансы на встречу, достойные этого названия, были слишком малы.

В центре отношений с двумя страсбургскими философами находится и другая крупная фигура – Жак Лакан. Читая рукопись «Заголовка письма», в которой развивается содержание их лекций в Высшей нормальной школе, Деррида не скрывает своего восхищения «очень осторожной, ловкой и неприступной строгостью. Очень уж хитер должен быть тот, кто сумеет вас подловить»[648]. Любопытно, что «неприступный» – то самое слово, которое Деррида связывает с Лаканом, именно его он использовал в 1966 году в своей благодарности последнему за его огромную книгу. Но на этот раз прилагательное перекинулось с крепости «Текстов» на это изящное и строгое исследование.