Вам удалось то, что я считал невозможным. И я просто восхищаюсь тем, что вы пошли на такой риск. На этом сеансе вы подарили мне странную радость примирения (с тем, что я написал и что дошло до меня извне, став вполне приемлемым). Это было очень хорошо. И не только для меня, как мне теперь известно. Для всех сцена эта стала своего рода мессой – театральной, революционной, сильной, трезвой и бескомпромиссной, все обязаны вам этим, и все это знают[679]
.В тот же день Антуан Бурсейе говорит Деррида, что этот вечер тоже принес ему огромную радость, а потом делает предложение:
По правде говоря, при чтении
И вот теперь, дорогой Жак Деррида, я перехожу прямо к цели: нужно, чтобы вы, не медля, попытались написать диалог, не думая о том, будет он театральным или нет, просто вместо двух колонок и особой верстки нужно написать его в форме платоновского (!) диалога, поместив его в определенное время и место, но, повторю, вам не нужно думать о том, будет ли содержание драматическим. Тема, которую вы выберете, обязательно станет для нас огнем, которым нам останется лишь поджечь подмостки. После этого эксперимента с чтением я совершенно искренно уверен, что вы помимо прочего еще и автор какой-то формы театра, пока еще не определенной, красноречивой и в то же время волнующей… Что вы теряете, если попробуете? По отношению к вашим собственным исследованиям это не что иное, как ограничение определенной формой[680]
.Идея Бурсейе сильная и верная. Хотя Деррида никогда не занимался этим прежде, в следующие месяцы он попробует разные режимы письма в форме диалога, хотя напрямую они и не предназначены для театра.
Это относится к тексту
С