Читаем Державин полностью

Между собой тамбовские чиновники, как, впрочем, и чиновники во всех других городах, были связаны круговой порукой, покрывали друг друга, вместе обирая казну и просителей, обращавшихся к ним за решением дел. Державин столкнулся тут с системой управления, характерной для всех учреждений и ведомств Российской империи, и напрасно надеялся этот порядок сломать. Так, советник тамбовской уголовной палаты Вельский в свое время был приговорен к каторге за преступления по должности, но вскоре получил помилование и оказался на свободе. Впрочем, ему была запрещена государственная служба. Но и этот запрет он легко обошел. По желанию жены генерал-прокурора княгини Вяземской Вельский был назначен в Тамбов, где сейчас же принялся за прежнее. Он открыто брал взятки с правого и виноватого, что возмущало порой более совестливых его сослуживцев, нерешенные дела годами залеживались в судейских шкафах — и все сходило Вельскому с рук. Кроме Вяземского, ему покровительствовал крупный вельможа Л. А. Нарышкин, близкий приятель императрицы, и потому Вельский безнаказанно бесчинствовал в Тамбове. Снять его с должности Державину не удалось, ему было разрешено применить только «меры словесного воздействия», для такого прожженного мошенника и лихоимца совершенно бесполезные.

Не мало подивился Державин, не найдя в тамбовских кабинетах и судах ни одного сборника законов, ни одного юридического пособия и трактата. Судьи выносили приговоры, не подкрепляя их ссылками на законы, и весы правосудия служили тому, кто больше даст. Державин с ужасом сообщал об этом своим корреспондентам, упрашивая их купить и выслать в Тамбов книги законов. «В здешней губернии, — писал он, — великий недостаток в законах: безызвестно, были ли они когда здесь в употреблении».

По свойственной ему честной наивности Державин думал, что Тамбов, вероятно, был каким-то несчастливым исключением в своем блаженном неведении законов. Напрасно! В таком же состоянии пребывали и все остальные города Российской империи, да и в столицах редкие правители дел поступали, сообразуясь с законами, а больше руководствовались своей корыстью и выгодой.

Книг, просимых Державиным, как и следовало ожидать, друзья его найти не смогли. Прислали ему только «Адмиралтейский регламент» и полковничью инструкцию — документы, к делам тамбовской юстиции никакого отношения не имевшие, творить суд над городскими жителями они не помогали. Так и не удалось Державину поправить «недостаток в законах» на месте его новой службы.

Правитель губернии вовсе не ограничивал свои интересы только судебными учреждениями, он смотрел гораздо шире. Жизнь в Олонецком крае показала Державину выгоду и значение водных путей. Река Цна, на которой расположен Тамбов, была несудоходной. Дороги на Тамбовщине, конечно, существовали, но пользоваться ими удавалось только зимой и летом. Распутица делала их совсем непроезжими. Как подвозить к городу строительные материалы? А их требовалось немало: Державин задумал в Тамбове большие работы. Дело могло бы пойти скорее, если сделать Цну поглубже, чтобы по ней ходили баржи и плоты. Но осуществимо ли это?

В мае 1786 года Державин отправил землемеров по берегу Цны до впадения ее в Мокшу, чтобы изучить берега и водный режим реки. Сам он выезжал в Моршанск, чтобы на месте обсудить проект будущей плотины. Казалось возможным с помощью нескольких плотин и шлюзов превратить Цну в судоходную артерию, а вместе с ней и другие тамбовские реки — Моршу и Мокшу. Свой проект улучшения водных путей Тамбовской губернии Державин представил наместнику, тот послал его генерал-прокурору Вяземскому, но в средствах было отказано, и проект отправился в архив. А в нем содержались дельные предложения.

Приезд Державиных в Тамбов очень оживил жизнь города. Стараниями Екатерины Яковлевны губернаторский дом вскоре превратился в общественный клуб, имевший даже свои кружки, образовательные и самодеятельные. Только кабинет хозяина остался непроницаем для гостей. В остальных комнатах каждый день собиралась молодежь — дети, юноши, девушки. По воскресеньям устраивались балы, по четвергам — концерты, к большим праздникам готовились театральные представления. Кроме написанных Державиным торжественных прологов на открытие в Тамбове театра и народного училища, в доме губернатора и его друзей Ниловых ставились трагедии Сумарокова, комедия Фонвизина «Недоросль», пьесы Мармонтеля.

Для молодежи были устроены классы русской грамматики, арифметики и геометрии, выписан из Петербурга танцмейстер, дававший свои уроки дважды в неделю. Губернаторша, большая искусница, занималась с девушками рисованием и шитьем. Под ее руководством изготовлялись и театральные костюмы. Все эти начинания, как считал Державин, «не токмо служили к одному увеселению, но и к образованию общества, а особливо дворянства, которое, можно сказать, так было грубо и необходительно, что ни одеться, ни войти, ни обращаться, как должно благородному человеку, не умели, или редкие из них, которые жили только в столицах».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное