Державин

В преобладающем своем большинстве даже внешне поэты XVIII века имели мало общего, скажем, с городским книжником начала XX столетия — «юношей бледным, со взором горящим», декадентом, пораженным бледной немочью. Сильные и ловкие, ладные, с грубыми руками, привыкшими и к перу и к шпаге, поэты той далекой поры происходили из служилого, боевого дворянства (так, бригадир Капнист пал при Гросс-Егерсдорфе в год рождения его сына-поэта) или даже, как это было с великим Ломоносовым (да и не только с ним), вели свою родословную прямо от черносошных крестьян.

Для второй половины XIX века крылатыми стали слова Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», и посегодня сохранившие свою «учительную» силу и злободневность. Применительно же к предшествующему, восемнадцатому столетию слова эти, однако, звучали бы примерно так: «Поэтом можешь ты не быть, но офицером быть обязан». Первый солдат России Суворов любил упражняться в стихотворчестве, а первый поэт России Державин после десятилетнего пребывания в нижних чинах, мы помним, долго служил боевым офицером и не раз смотрел смерти прямо в глаза.

Столетие было жестоким, нравы — суровыми, и поэты немного стеснялись своего призвания. Сделавшись уже признанным писателем, Державин, словно оправдываясь, замечал, что сочинял стихи «от должности в часы свободны». Разбирать фузею — с медным шомполом, штыком, пыжевником, трещоткою, замочною заверткою и погонным ремнем — рядовой лейб-гвардии Преображенского полка Гавриил Державин научился куда раньше, чем отличать ямб от хорея.

В том веке литература долго «оставалась воистину «потехой», которой отдавали «час» («И мои безделки» назвал свой первый поэтический сборник И. И. Дмитриев), а «время» принадлежало огневому «делу». В Чесменском бою. погиб талантливый стихотворец Ф. А. Козловский; солдатский мундир семеновца носил с четырнадцати лет Дмитриев, и в том же нежном возрасте надел мундир измайловца Капнист; в завоевании Крыма и сражении под Шумлой, вынудившем турок просить мира, участвовал Ю. А. Нелединский-Мелецкий, первый в ряду «лучших сочинителей» (как отозвался о нем Державин), автор песни, ставшей народной — «Выйду я на реченьку, погляжу на быструю…». Наконец, не лишне помянуть, что едва ли не самые лучшие стихи на кончину Суворова оставил не кто иной, как боевой адмирал А. С. Шишков.

То было время победоносных, гремевших почти без перерыва целое семидесятилетие войн, которые продолжили и завершили блистательные начинания Петра Великого. Ларга, Кагул, Чесма, Рымник, Измаил, Мачин — все это не просто названия на географической карте, но громовые победы, давшие России необходимый ей выход к Черному морю, а Адда, Треббия, Нови упрочили ее авторитет как великой державы на Европейском континенте. «Упрекнем ли Екатерину излишним воинским славолюбием? — вопрошал Н. М. Карамзин и сам отвечал на этот вопрос. — Ее победы утвердили внешнюю безопасность государства». Вот эта мысль об укреплении государственности, воспитании государственного инстинкта и патриотического чувства проходит через всю поэзию XVIII века, находя в Державине свое наивысшее, наиболее полное воплощение: «Заговорит Державин о России — слышишь в себе неестественную силу и как бы сам дышишь величием России» (Гоголь).

Державин, понятно, не мог подняться до народности в высоком, пушкинском, значении этого слова. Но национальный характер его поэзии выразился уже в том, что, как сам он сказал о себе, «первый я дерзнул в забавном Русском слоге

о добродетелях Фелицы возгласить». Легкая, живая разговорная речь — «забавный русский слог» — наполнила его поэзию, соприкасаясь со стихией другой — торжественной, хочется сказать, державной. И несмотря на ярко выраженную во многих его стихах сословную, дворянскую направленность, мы находим у него немало совершенно новых для литературы, можно сказать, народных образов, предвосхищающих уже открытия наступающего XIX века.

За пять лет до нашествия «двунадесяти языков» и народной войны против Наполеона, когда его армии только еще завоевывали Германию, написано стихотворение «Крестьянский праздник». В ту пору державинский талант как будто бы уже угасал. Но взгляните, как сильно, легко и мощно льется его поэзия! Какое проникновение в сельский, крестьянский быт! Сколько меткого, остроумного и даже вещего в противопоставлении коренной русской жизни претензиям завоевателя. Право, трудно удержаться от того, чтобы не процитировать это стихотворение целиком. Оно того заслуживает: