Державин

Горшки не боги обжигают,Не все пьют пиво богачи:Пусть, Муза! нас хоть осуждают;Но днесь ты в кобас побренчиИ, всшед на холм высокий, званский,Прогаркни праздник сей крестьянский,Который господа дают, —Где все молодки с молодцами,Под балалайками, гудками,С парнями, с девками поют.Поют под пляской в песнях сельских,Что можно и крестьянам быть

По упражненьях деревенскихСчастливым, радостным — и пить.Раздайтесь же, круги поширеИ на преславном атом пиреГуляй, удала голова!Ничто теперь уже не диво:Коль есть в глазах вино и пиво,Все, братцы, в свете трын-трава.Гуляйте, бороды с усами,Купайтесь по-уши в чанах,И вы, повойники с чепцами,Не оставайтесь на дрожжах;Но что кто хочет, то тяните,

Проказьте, вздорьте, курамшите;Тут нет вины, где пир горой;Но, в домы вшед, питьем не лейтесь;С женой муж яицами бейтесь,Или скачите чихардой.Но только, встав поутру рано,Перекрестите шумный лоб,Умыв водой лицо багряно;С похмелья чару водки троп —Уж не влекитесь больше к пьянству,Здоровью вредну, христианствуИ разорительну всем вам;

А в руки взяв серп, соху, косу,Пребудьте, не поднявши носу,Любезны богу, господам.Не зря на ветреных французовЧто мнилп ровны быть царямИ, не подняв их вздорных грузов,Спустилися в навоз к скотам,И днесь, как звери, с ревом, с воемПьют кровь немецкую разбоем,Мечтав, и Русь что мишура;Но вы не трусы ведь, ребята,Штыками ваша грудь рогата;В милпцьи гаркните: ура!

Ура, российские крестьяне,В труде и в бое молодцы!Когда вы в сердце христиане,Не вероломны, не страмцы:То всех пред вами див явленье,Бесов французских наважденьеПред ветром убежит, как прах.Вы все на свете в грязь попрете,Вселенну кулаком тряхнете,Жить славой будете в веках.

Как это бывает часто в державинских стихах, просторечье соседствует здесь с ораторской интонацией, простая, грубая словесная живопись, почти лубок — с возвышенной политической лирикой. Одическая тональность Державина нашла своих продолжателей. Отсюда протягивается линия (о чем писали Б. Эйхенбаум и Ю. Тынянов) к высокой архаике и гражданственному дидактизму Ф. Тютчева. Еще более важна была реформа, проделанная Державиным, который в своем творчестве смешал высокие и низкие «штили» и открыл дорогу в русской поэзии живому, «подлому» языку. А непрестанная мысль о смерти, которая «глядит уж чрез забор», ощущение непрочности бытия, мрачного присутствия конца посреди веселья и пира, понуждает вспомнить о лирике Баратынского и снова — Тютчева.

Как поэт-философ, Державин продолжал ломоносовскую традицию, но в отличие от своего великого предшественника не был ученым-энциклопедистом. Его поэзия ни в коей мере поэтому не была «научной»: поражаясь величию природы, но, не разбирая слов, громоздил картину на картину, образ на образ, «гнул русский язык на колено» (по меткому выражению С. Т. Аксакова) и выходил победителем, добиваясь поразительных по силе результатов, —